Спектакль театра «Арвайден» является результатом совместной работы большой группы творцов. К либретто и костюмам, сочиненным руководителем театра Виолой Ходовой, были прибавлены специально написанная Владимиром Николаевым музыка, исполненная Российским национальным оркестром (на родине спектакль идет под фонограмму, а в Москве был сыгран вживую), а также хореография Татьяны Багановой. Это едва ли не первый опыт создания совместного театрального продукта провинциальной труппой и модными в столичных кругах профессионалами. Спектакль тем не менее получился забавным, но в неопределенном жанре, с сильным налетом фольклорно-эстрадного представления. Из уважения к усилиям организаторов на него были откомандированы сразу несколько критиков, каждому из которых было поручено отследить достижения в своей области. Мнения несколько разошлись.

Два года назад «музыкальное» жюри «Золотой маски» отдало Виоле Ходовой, дизайнеру и худруку театра «Арвайден», свой специальный приз. Спектакль, привезенный из Северной Осетии, приза несомненно заслуживал -- за работу художника. Национальные мотивы были прокручены в костюмах «Арвайдена», приободрены современными представлениями о крое и выглядели вызывающе и свежо. В либретто было что-то сплетено из осетинских мифов и сказок, когда на сцене возникали танцы -- выходил местный народный ансамбль, но ни сюжет, ни способ передвижения по сцене героев никого не волновал. Все рассматривали костюмы.

Теперь «Арвайден» привез в Москву свою вторую премьеру -- «Золото нартов». Сюжет снова связан с древними сказками; теперь это история о волшебной яблоне, на которой каждой ночью вырастает золотое яблоко, исцеляющее от всех болезней. Кто-то яблоки начал красть, двух близнецов определили в сторожа, воровкой оказалась птица. Один из братьев птичку ранил, пошел ее преследовать, оказался на дне моря, где та превратилась в девушку, и он на ней женился. При возвращении на берег в результате недоразумения два брата перессорились из-за девушки и убили друг друга. Она оплакала их с будущим основателем легендарного рода Ахсартаггата в животе.

Мой пересказ раз в двести бодрее происходившего на сцене. Либретто -- вполне приличной длины, и в спектакле дотошно проговаривался каждый поворот сюжета. (Но не танцами в основном, а проходами по сцене, медленными поворотами.) Виола Ходова, пригласив на постановку худрука екатеринбургских «Провинциальных танцев», лучшего отечественного хореографа contemporary dance Татьяну Баганову, основную задачу спектакля оставила прежней: показать костюмы и декорации. Эта задача была выполнена. (Хотя, на мой вкус, в первом спектакле и сценография была удачнее -- поражал побег линий, а не махровое сочетание цветов.) Что происходило с музыкой, судить музыкальному обозревателю. Но с танцами был полный швах. Когда хореография начинала клониться в сторону национального наследия (все эти проходы мужчин в мягких сапогах на скрюченных пальцах, мельчайшие шажки и твердые спины), создавалось четкое ощущение, что этот язык для артистов -- чужой, давно забытый, настолько неуверенно этот текст проговаривался ногами. (В программке ответственным за фрагменты национальной хореографии значится Эльбрус Кубалов.) Когда же проявлялись кусочки, сделанные Багановой, -- какая-нибудь извилистая тройка птичек, которые одновременно и рыбки, -- то техническая беспомощность танцующих становилась совершенно очевидной. (Видимо, сыграло роль уважение к правам личности: если девушка не может согнуться под нужным углом, не надо ее заставлять. И на диету сажать не надо.) В общем итоге: национальные танцы забыли, к современным не дошли. Сели в лужу посередине.Анна ГОРДЕЕВА

Пионер музыкального заказа

Композитор «новой академической волны» Владимир Николаев неожиданно для многих оказался пионером нарождающегося рынка музыкально-театрального заказа. По крайней мере его балетная партитура «Золото нартов» хотя и не была заказана Большим театром, волей случая уже представлена на его Новой сцене. Прочие заказы, спровоцированные продюсерской командой во главе с Эдуардом Бояковым, пока находятся в трепетной стадии «как бы не сглазить». О судьбе будущей партитуры Леонида Десятникова по либретто Владимира Сорокина в Большом театре можно гадать на кофейной гуще. Другой лидер того же композиторского поколения, Владимир Мартынов, сочиняет оперу для Мариинки, а коллектив опасливо представляет ее на концертной сцене короткими кусками в программах Пасхальных фестивалей. Будут ли оба шумно обсуждаемых проекта приняты к постановке, неизвестно. А николаевская музыка уже тут как тут.

Кроме концептуальных, элитарных, узкопрофессиональных или полудомашних фестивалей современной музыки пары последних десятилетий публика могла слышать музыку Владимира Николаева в громких коллективных проектах «Страсти по Матфею - 2000» и «Царь Демьян». В обоих случаях николаевские фрагменты обращали на себя внимание внутренней изощренностью и ненатужным видом.

Именно это сочетание -- одна из неизменно привлекательных сторон композиторского стиля. Еще одна его особенность -- эстетическая гибкость без всеядности. Николаев мало склонен к позднесоветской «музыке сложных описательных процессов» (когда без рядов Фибоначчи не разберешься). Но композиционные хитрости его акустических и электронных сочинений -- форменное удовольствие для дешифровщиков. Композитор никогда не был замечен в строгом концептуализме образца Пярта--Мартынова--Рабиновича--Пелециса, хотя поставангардный инструментальный театр стал для него одним из любимых жанров (композитора интересует игра пространства). Николаев много занимается электроникой, но особенно хорош там, где инженерные конструкции родом из электронного творчества обнаруживаются в традиционных акустических партитурах. Он работал и с фольклорными основами, в том числе писал для ансамбля Покровского, но его фольклористика обобщеннее и мягче, нежели теперь принято.

В «Золоте нартов» Николаев только на первый взгляд выглядит наследником советской неофольклорной волны. Он на самом деле обращается с фольклором так же, как с другими элементами музыкальной ткани: все -- от выкроек до вышивок -- у него играет роль звуковых пространственных объектов. И темы, трогательные своей доходчивостью (одна из них -- соло трубы из дуэта близнецов -- прибыла прямо из артрокового прошлого композитора). И сонорные конструкции второго плана, благодаря которым немудреные, кажется, темочки приобретают шик. И почти цитатные кавказские барабаны, звучащие прямо со сцены. И абстрактно архаические, а-ля пяртовские печальные песнопения в прологе и в финале. И нежные скрипки в адажио. И еще более нежный, почти приторный голос, похожий на писк терменвокса -- непременного участника звуковых дорожек к советскому научно-популярному кино. Во всем слышится хороший счет и импровизационный дух. Единственное, что смутило, -- это своеобразные пропорции целого, одна половина которого сияет и кокетничает, а другая пугает печальным пафосом.

В редких интервью Владимир Николаев признается, что в ситуации заказа не склонен к ригоризму, старается точно понять, чего от него хотят, и всегда идет на компромисс. Возможно, именно поэтому (похоже, что заказ был сформулирован точно и правильно) результат оказался адекватным. Масштабность, столь необходимая для пафосных проектов, мягко сочетается с композиционной и оркестровой тонкостью (тщательно исполненной РНО и дирижером Александром Поляничко). А обаятельную простоту сопровождают хитрые детали, еле заметные ухмылки и акценты. Чуть-чуть иронии в спектакле -- это из-за них.

Юлия БЕДЕРОВА