На сцене Центра имени Мейерхольда состоялась долгожданная премьера: Творческая группа Ship of Fools наконец показала свою «Школу шутов», которую обещала выпустить еще два месяца назад. В этом сезоне премьеры вообще редко появляются в срок, но Николай Рощин и его актеры, кажется, побили все рекорды непунктуальности. Это тревожно. Зрелищу, созданному в самом модном фестивальном формате («не длиннее 100 минут, и как можно меньше разговоров»), судя по всему, суждено большое плавание -- от Авиньона до Эдинбурга со всеми мыслимыми остановками. Будем надеяться, что капитан Рощин сумеет приучить себя к дисциплине, а не то бесцеремонная жизнь даст «Кораблю дураков» свои небезболезненные уроки -- и догонит, и возьмет на абордаж, и еще даст, и мало не покажется.

Режиссеры новой формации -- Козлов, Дитятковский, Бутусов в Петербурге, Невежина, Серебренников, Карбаускис в Москве -- как правило, легко и эффектно вписываются в наличную театральную систему. Одна-две удачные работы, и вот уже самые прославленные театры мечтают заполучить их если не в штат, то на постановку. Именитым театрам, бывшим властителям дум, ужасно хочется, чтобы какой-нибудь смелый молодой человек (лучше всего -- относительно молодой и не слишком смелый) пришел и подновил правила игры, не покушаясь на основы театральной веры -- или, что чаще, на ее благополучное отсутствие. Никому не нужны идеологи, всем требуются косметологи. Николай Рощин в этом смысле -- фигура несколько анахроничная. Мало того, что у него есть своя художественная вера (скажем осторожнее: есть своя тема для театральной проповеди), ему необходим круг единоверцев. За его пределами он мало на что способен.

Отсюда -- Ship of Fools, который, как сказано в синопсисе, «из пустыни отшельников прибывает в мирскую жизнь». А в конце спектакля, как нетрудно догадаться, уплывает обратно, оставив на сцене (точнее сказать, подвесив над сценой) живого человека в клетке. Клетка была очень гнусная: двухметровая капсула из железных прутьев, плотно подогнанная к телу, а по бокам топырились два отростка -- для рук. Таким образом, единственной позой, которую человек мог принять в этой клетке, была поза распятого.

«Корабль дураков» (эту адскую машинку я не описываю за недостатком места) исчезал со сцены в темноте, с грохотом и скрежетом. Длилось это довольно долго. Я готов был побиться об заклад, что когда вновь дадут свет, человека в клетке уже не будет -- он, по моим представлениям, обязан был как-нибудь исчезнуть, сотворив чудо в духе Гарри Гудини. Увы, человек оказался на прежнем месте, и его вместе с псевдораспятием еще долго таскали по сцене, выходя на поклоны. Такого мрачного, в точном смысле слова -- богомерзкого финала я, пожалуй, не припомню.

Не знаю, как это случилось, но похоже, что «Корабль дураков» растерял былое чувство юмора. Потеря большая: рощинские «Пчеловоды» -- дебют группы, сочиненный по мотивам Босха и Брейгеля Старшего, -- именно юмором и пленяли. «Трагифарсом» этот спектакль окрестили по ошибке -- его следовало бы назвать «оптимистическим триллером». Это был до мелочей продуманный, замечательно ясный и здоровый спектакль. Надо сказать, как раз детальная продуманность и душевное здоровье роднили «Пчеловодов» с живописью Босха и Брейгеля.

Картины великих фламандцев полуобразованная публика воспринимает не просто превратно, а, как сказал бы герой «Москвы--Петушков», «строго наоборот, то есть совершенно по-свински». Когда в очередной раз приходится читать о «болезненно-изощренной фантазии», «безумных и загадочных видениях», остается только скрежетать зубами. Во-первых, мало найдется художников более рассудочных. Босх и Брейгель мыслят аллегориями, едва ли не каждый предмет на картине имеет строго определенное значение, которое надо растолковать: волынка обозначает распутника, зеркало -- себялюбие, стог сена -- изобилие... Во-вторых (и в главных), огромное число людей страдает аберрацией восприятия. Рассматривая триптих «Сад земных наслаждений», они изучают картины мук в преисподней и почти не обращают внимания на блаженствующих обитателей Эдема, а читая Данте, ограничиваются 34 песнями «Ада». Ад почему-то большинству кажется интереснее Рая, а почему -- черт знает. Он и знает: сам внушил. Я от души сочувствую Рощину: он со своей «Школой шутов» угодил в самый банальный из тех силков, которые нечистая сила расставляет на людей искусства. Он поставил эффектный, изобретательный, по-своему остроумный -- и до невозможности мрачный спектакль. Настолько мрачный, что, как это ни обидно говорить глубоко симпатичному человеку и талантливому режиссеру, попросту глупый. Лишенный содержания, хотя и изрядно «навороченный».

Спектакль демонстрируется публике «в расчете на ее снисходительность к некоторой бессвязности и невменяемости, каковою страдает сама действительность, а не только ШКОЛА ШУТОВ», предупреждает синопсис. Как бы с юмором. Увы, увы, именно «как бы». Юмором здесь и не пахнет: спектакль позволяет говорить лишь о более или менее острых приступах истерической смешливости.

Рощин должен вроде бы знать: унылую и надоедливую чушь насчет бессвязной и невменяемой действительности могли плести французские сюрреалисты или немецкие романтики -- но не люди Средневековья. И для шута, и для художника, и для философа идея «Великой цепи бытия» была тогда отнюдь не абстрактной идеей. В нее верили. Она того стоила. И если Ship of Fools не ради нее пускается в плавание -- то ради чего же?