Десять лет (без двух дней) назад, 23 февраля 1993 года, вышел первый номер газеты «Сегодня». В этой ежедневной газете, общеполитической и деловой, я работал до 1 ноября 1996 года, когда в печать был подписан последний номер, сделанный изначальной командой по устоявшемуся макету. На всех полосах первой тетрадки этого номера буквицы («фонари») складывались в короткое емкое слово -- ПОКА. Так прощались с теми, кто неделей прежде узнал о своем сокращении, другие старожилы «Сегодня», большинство которых очень скоро тоже были вынуждены оставить свою газету. Потому что она стала чужой. Хорошей? Плохой? Не знаю. Не мне судить. По здравому размышлению, так, наверно, уж не хуже всех прочих. Да я особенно и не вникал. Не интересно было. Ибо волей неизменного инвестора тогда обновились не только макет и рубрики, но суть и стать газеты, в которой прошли лучшие годы моей жизни. И -- пишу уверенно -- далеко не только моей. Едва ли не всех, кто с января 93-го по октябрь 96-го строил «Сегодня» -- свободную газету свободной страны.

Не спешите смеяться. Я не склонен идеализировать ушедшие годы -- достаточно было тогда лжи и грязи, жестокости и глупости, «новейшей» демагогии и «вечного» хамства. (Подзабывшим напомню, что в пору создания «Сегодня» в свободной России существовала самая настоящая советская власть.) Великие победы Августа Девяносто первого и Октября Девяносто третьего были во многом испохаблены и проболтаны как теми, кто оказался у руля, так и обществом (не в последнюю очередь -- самовлюбленным и безответственным культурно-интеллектуальным сообществом, каковое не могу именовать сущностно достойным, хоть и мерзко заплеванным словом «интеллигенция»). Во многом, но отнюдь не во всем! Мы получили Свободу -- дар Бога человеку, отнятый у России большевиками. И то, что по сей день мы живем в свободной стране, -- следствие трудной и счастливой работы, делавшейся в эпоху Ельцина. Сопровождаясь страшными ошибками, разгулом своекорыстия и глупости, торжеством безответственности и простого, как мычание, эгоизма, но де-ла-лась. В том числе нашей «Сегодня».

Журналистский коллектив которой я тоже идеализировать не склонен. То есть вообще-то склонен. Потому что такого скопления талантливых, ярких, азартных и -- главное -- верных духу свободы людей я ни прежде, ни после не видел. Потому что я, по слову Ахмадулиной, люблю товарищей моих. И если, прекрасно зная, что многие коллеги из «Сегодня» и сегодня представляют цвет отечественной журналистики, в этой колонке не называю их имен, то лишь потому, что боюсь кого-то забыть и тем невольно обидеть. Но объективность есть объективность. Во-первых, мы были очень разными. Не случайно из газеты и уходили (по самым разным причинам), в том числе и те, кто заслуженно почитался тогда и почитается сейчас «золотыми перьями». Никак не могу согласиться с легендой о том, что в отделе, где я работал, имело место полное благорастворение воздухов, а сотрудники X и Y мирно возлежали рядом, аки лев и агнец. Не так было. Сам заявление об уходе писал не один раз. И сколько знаю, в соседних отделах тоже случались весьма болезненные конфликты. (А иначе у живых людей не бывает.) Во-вторых же (и это еще печальней), нам, коли смотреть суммарно, были присущи все недостатки и, пожалуй, пороки «ранних девяностых» -- «отвязность», резкость, клановость, втянутость в «политические игры» (это касается не только политики в тесном смысле), гремучая смесь эгоцентризма и высокомерного идеализма (Да как же меня, такого умного, кто-то может не понять!), приверженность стебу. Другое дело, наши недостатки были продолжением наших достоинств. Реальных. Как и дух свободы, что веял над нами.

И бранили нас, кто с открытым забралом, а кто исподтишка, кто -- по нежеланию понять, а кто -- очень даже понимая, в чем суть, кто -- при жизни «Сегодня», а кто с нескрываемым злорадством (доигрались, голубчики) «после всего», бранили нас не столько за недостатки (они служили поводами, давать которые, разумеется, не стоило), сколько за достоинства. За определенность суждений. За интеллектуальную энергию. За нелюбовь к лживым мифам и дутым авторитетам. За то, что мы ощущали себя гражданами свободной страны и профессионалами, делающими свое дело.

Проницательный читатель, вероятно, готовит упрек: дескать, рассказывает нам сочинитель вовсе не про газету «Сегодня», а про свой «культурный» отдел, который и разогнали (ко всеобщему удовольствию) осенью 96-го. Дело обстоит иначе. Конечно, «свой» отдел я знал и знаю лучше других, но знаю и кое-что еще. Только в «Сегодня» мог существовать отдел, что назывался не «Культура» (как от веку повелось), а «Искусство». И здесь все-таки придется назвать два имени. Когда только что ставший главным редактором еще не родившейся «Сегодня» Дмитрий Остальский вел переговоры с тогда еще потенциальным редактором отдела Борисом Кузьминским о кадрах, задачах и перспективах, было сказано: команда готова, но мы считаем, что отдел должен называться «Искусство». Потому что «культура» -- это и политика, и экономика, и право, и здравоохранение, и образование, и все, все, все. Потому что «культура» -- это вся газета. Речь шла не о слове. То есть как раз о слове, которое не звук пустой, а носитель смысла. Смысл этот Остальский расслышал (как и многое другое -- иначе не было бы нашей газеты). И 23 февраля 1993 появилась первая страница «Искусство».

Мы знали, что искусство неотделимо от жизни. Не важно, «музейное» это искусство или «актуальное», «здешнее» или «тамошнее». Искусство не только встраивается в контекст, но и его формирует. Под монотонный плач о погибели литературы и театра, кинематографа и музыки, визуальных искусств и гуманитарной мысли мы из номера в номер доказывали и показывали нашим читателям: все есть -- все живо. Это вовсе не значило: все хорошо. Напротив, мы достаточно часто ругались (может, и перебарщивая) и дразнили гусей. Или, напротив, сознательно игнорировали тех художников, артистов, писателей, музыкантов, гуманитариев и т.п., что, с нашей точки зрения, были «вне сегодня» -- предпочитали культурную ренту и плач по утраченному величию целеустремленной творческой работе. Мы были убеждены: обретя, как и все мы, свободу, художники потеряли право на любые скидки; теперь не помогут ни формальная приверженность «демократическим идеалам», ни мнимое новаторство (очередное изобретение велосипедов), ни старые заслуги, ни личная «приятность во всех отношениях». Легко сказать, что мы ошибались. Свобода ничего не гарантирует -- ни человеческой порядочности, ни экономического подъема, ни расцвета наук и художеств. Как при социализме, так и при капитализме мерзавец останется мерзавцем, жлоб -- жлобом, бездарь -- бездарью, а благодушный и самоупоенный «рантье от искусства» -- самим собой. (Имя же им -- легион.) Мы ошиблись, но какими же дураками и пошляками мы бы оказались, если бы избежали этой ошибки, отказавшись от одушевляющей веры в свободу, искусство, Россию, наконец вернувшуюся в историю, в наши сегодня и «Сегодня». Мы счастливо ошиблись вместе с газетой, где отдел «Искусства» не мыслился придатком или кунсткамерой. Именно поэтому «сокращение» (не только «Искусства», но и других «непрофильных» -- и замечательных -- отделов) обернулось полной трансформацией «Сегодня». Для нас -- гибелью.

Судьбы сотрудников «Сегодня» сложились по-разному. Кто преуспел, кто прогорел, кто поумнел, кто поглупел. Иначе не бывает. На дворе другие времена. Но страна у нас та же, и все мы в меру сил и способностей, занимаясь самыми разными делами, «работаем сегодня».