«Вопреки слухам о «распаде» группы, думаю, можно заявить следующее. Мы не распадаемся -- мы «закрываем» проект. /.../Нового материала у группы нет. И времени на его создание тоже нет. Появится ли этот материал когда-нибудь в будущем, мы не знаем», -- объявляет сайт группы «Вежливый отказ». Позавчера Роман Суслов и его друзья дали прощальный концерт в клубе «Б2». Сегодня вечером они напоследок поклонятся Петербургу и закроют лавочку. Можно заподозрить, что уведомление о смерти -- пиаровский трюк; так могут думать все, кроме тех, кто хорошо знал странную группу с умным, точно выбранным названием (по легенде, Петр Плавинский, клавишник первого состава, придумал его за час до концерта).

Кончина «Вежливого отказа» -- событие значимое. Начиная с 1986 года «Отказ» играл изысканную, холодную и все более бесчеловечную музыку, отрицающую возможность людского равенства и всякую душевность в отношениях с публикой. Бессмысленно говорить об угрюмости или надменности Суслова -- эти свойства героев мелодрамы не имеют отношения к песням «Вежливого отказа». Ничего похожего на эти песни в нашем роке не было. И не будет.

Позицию «Вежливого отказа», его образ жизни в искусстве можно узаконить теоретически. Достаточно вспомнить Ортегу-и-Гассета, писавшего: «Искусство предназначено не для всех людей вообще, а только для очень немногочисленной категории людей, которые, быть может, и не значительнее других, но явно не похожи на других». И: «Я очень сомневаюсь, что современного молодого человека может заинтересовать стихотворение, мазок кисти или звук, которые не несут в себе иронической рефлексии». Вряд ли найдешь лучшие посылки для разговора о «Вежливом отказе». Но нас интересует не столько концепция группы, сколько ее судьба, ряд логически неминуемых решений и поступков. Суслов всегда делал вид, что ничего не замечает. Не охочий до журналистов, он любит все объяснять волей случая, но иногда проговаривается: «Мне нравится прислушиваться к случайностям и сверять их с внутренним чувством правильности происходящего».

У «Вежливого отказа» не было ученичества -- ломкости и незрелости. Воля, отклоняющая все пути, кроме выбранного, заявила о себе сразу -- без вызова, без эпатажа, но серьезно. Главное Суслов определил в песне «Встречное движение», написанной еще до того, как его «27-й километр» слился с группой Петра Плавинского «01» и обрел правильное имя. «...Если же ты спросишь вдруг: Что я люблю все-таки больше, Смех или плач? -- Я отвечу на лету, Что я люблю игру в мяч, И пошлю его ногой за черту» (слова А. Семенова). Нужно было слышать, как здесь отсутствие эмоций соединялось с нервным звоном слова. Металлический тембр Суслова, четкость согласных и капризные модуляции делали его пение (не в обиду сказано) похожим на игру на пиле. Тем и нравилось: тщательно продуманной неблагозвучностью.

«Вежливый отказ» второй половины 80-х быстро покорил рок-элиту и примкнувших к ней снобов. Некоторые песни с альбома «Пыль на ботинках» (1987) получили общетусовочное значение: «Прощание», «Я учусь» и конечно же по сю пору знаменитое «Эй!», всегда подхватывавшееся залом: «Эй, кузнец, куй железо, пока мы еще горячи. Я горбат, но я помню два слова: могила, молчи!» Песню быстро зачислили в ранг песен протеста -- чем-чем, а проницательностью «время перемен» не отличалось.

Суслов пел только о том, что считал важным: о неприязни к просящим хлеба насущного, о тоске как естественном состоянии, о законах, не выдерживающих проверки на прочность. До поры это излагалось относительно связно: слушателю было оставлено право осмысления. Впрочем, правами слушателя «Вежливый отказ» пренебрегал с самого начала.

Не стоит думать, будто к «бессловесным песням» Суслова склонили европейские странствия и запись CD в Финляндии. Ему понравились звуки как таковые, свободные от информации, иррациональные. Кто слышал «Этнические опыты», тот знает: вокализы Суслова -- дело страшное. То ли шаман камлает, то ли земля стонет, то ли Россию посетили инопланетяне -- не братья по разуму, но, может, свояки по духу. «Этнические опыты» -- вершина леденящего мастерства. И в это же время Суслову начинает надоедать музицирование, рок-н-ролл в особенности. Он понял, что «жизнь в искусстве» и «жизнь как таковая» -- разные вещи.

И стал коннозаводчиком. По чистой случайности. «Кто-то позвонил и предложил купить трех лошадей -- они бы иначе под нож пошли. А у нас такой кураж: «Что? Лошадки? Запросто!» Купили. А куда девать? И тут как раз всплыл вариант с покупкой дома под Белевом...» Нельзя не заметить, что выбранное дело -- идеал образованного мизантропа: вспомним жутковатое «Путешествие Гулливера в страну гуигнгнмов».

Агония тянулась долго: были концерты, были альбомы, но, как писал два года назад Суслов, «для музыкантов участие в «Вежливом отказе» все больше превращается в приятную необходимость проведения свободного времени». А после этого он вообще ничего не писал.