У Вадима Захарова выставок за рубежом было едва ли не больше, чем на родине. Развивался же художник в специфических отечественных условиях. Он работал в рамках движения АПТ-АРТ. Художники-аптартисты с начала 80-х выставлялись только в квартирах и считали это не печальной необходимостью, а чем-то вроде позиции. Состоял Захаров и в КЛАВе (Клубе авангардистов). Словом, входил в круг младоконцептуалистов, самые яркие и известные из которых -- Константин Звездочетов и группа «Медицинская герменевтика» (Сергей Ануфриев, Юрий Лейдерман, Павел Пепперштейн). Захаров ближе к «медгерменевтам», которые превратили концептуализм в нечто среднее между научным докладом на конференции психиатров и «фэнтэзи». Закономерным итогом деятельности медгерменевтов стал роман Пепперштейна и Ануфриева «Мифогенная любовь каст», этакий постмодернистский «Властелин колец» о Второй мировой, приправленный затейливым матом. Младоконцептуалисты -- художники уважаемые и выставляемые. Захаров, работающий в Кельне и Москве, недостатка в идеях не испытывает и открывает собственные вернисажи даже чаще, чем другие «герменевты».

Инсталляция, представленная в Государственном центре современного искусства, называется «Ничего нового». В специальных ящиках, которые обычно используются музеями для экспонирования рукописей, книг и прочих малоформатных артефактов, лежат свитки. К ним приклеены кадры видеосъемки, произведенной художником в Израиле. Места для съемки выбирались архидревние: Гефсиманский сад, Масада, Храм Гроба Господня. Художник подбрасывал камеру вверх, а полученные таким образом кадры разместил на свитках. В качестве дополнения на выставке экспонируется фотография, на которой Захаров запечатлен в момент подбрасывания камеры, и видеоролик, с которого распечатали стоп-кадры. Так художник демонстрирует технику создания своих «апокрифов». Сказка -- ложь, да в ней намек -- добрым молодцам урок.

На открытии выставки Захаров рассказал о своих акциях и инсталляциях, проходивших далеко от Москвы. Одни их названия свидетельствуют о незаурядном даре сказочника: «В детстве я был мышью в дзенском монастыре», «Баухауз-Тора»... Идеи акций просты и компактны. Например, «Убийство пирожного «Мадлен»». Художник повесил на стену галереи ставшее притчей во языцех пирожное, описанное у Пруста, а специально приглашенный полицейский поражал его из винтовки с крыши соседнего здания. Это еще не все. Поминая убиенную, композитор Иван Соколов сочиняет «Реквием по пирожному «Мадлен».

Веселый абсурд Захарова -- явление интернациональное. Художники, работающие в этом стиле, пародируют сами способы представления визуальной информации. Они не утрируют банальность, как это принято в поп-арте, и не бегут от нее с омерзением. Они счищают с банальности кожуру контекста и помещают ее в другое пространство. Искусство здесь не стесняется того, что оно всего лишь искусство, не пытается вырасти и стать политикой или, на худой конец, социологией. Произведения Захарова остаются хорошо рассказанными сказками.