Торжества прошли в центре «Дом», в Театре на Таганке, где у ансамбля особый статус вроде ассоциированного члена (точнее -- творческой мастерской Юрия Любимова), и в республиканском центре русского фольклора. Все собравшиеся на юбилей, а это американский джазовый музыкант Пол Уинтер, который в перестройку приехал в Россию для записи первого проекта в жанре «мировая музыка» с русским фольклорным составом, и хитроумный компьютерщик Джон Эпплтон, и те, кто в разное время и по разным причинам выходил из ансамбля Дмитрия Покровского (ансамбль духовной музыки «Сирин» Андрея Котова, «Народная опера», радикальные «Не те»), дальше переедут праздновать в Санкт-Петербург. 16 февраля у ансамбля и коллег концерт в ДК Ленсовета.

Ансамблю Дмитрия Покровского шумно и благополучно исполнилось 30 лет, и этот юбилей трогателен. Дело не только в том, что в 1996-м, когда все начало слишком меняться, не стало самого Покровского. И не в том, что после его смерти главная солистка Тамара Смыслова вышла из состава и образовала свой, а споры о том, имеют ли остатки право называться старым именем, не утихали несколько лет. Важно, что за пять последних лет проект коренным образом изменил жанр и сущность. Сегодня это концертный коллектив, специализирующийся на русском аутентичном фольклоре: со штатом «исполнителей», с репертуаром в форме «коллекции» и с набором тщательно выстроенных программ. В восьмидесятые это была уникальная, устроенная Покровским из воздуха и русской аутентики экспериментальная лаборатория по выработке сверхценного эстетического напряжения. Сказать «юбилей ансамбля Покровского» -- все равно, что сказать «юбилей особого дрожания воздуха» или «юбилей такого способа добывать смыслы из обыденности, какого до тех пор не было». Что-то вроде.

Не случайно сам Покровский пользовался репутацией одного из самых просвещенных художников, а для ансамбля упорно сочиняли самые изощренные современные композиторы. Ведь ни конструктивистский постминимализм «Бобэоби» Антона Батагова, ни языковые игры «Ночи в Галиции» Владимира Мартынова, ни последовавшие за ними работы Ираиды Юсуповой, Владимира Николаева и др. не апеллировали напрямую к русской песенной традиции. Ансамбль оказался тогда источником уникальных эстетических решений и особой художественной оптикой, включающей в пространство функционирования искусства автора, исполнителя, слушателя.

Внешняя форма проекта действительно основывалась на том, что Дмитрий Покровский впервые вывел в концертное пространство русскую аутентичную архаику, которая не только заставила изумиться гомерической выморочности советских изобретений вроде балалаечного оркестра, но и трансформировала само концертное пространство. Внутренний смысл заключался именно в цепочках подобных трансформаций, в результате которых не оказывалось ни «исполнителя», ни «слушателя». Вместо них были «соучастники», а вместо произведения был обряд. Им становился не только добытый в фольклорных экспедициях материал, но и «Свадебка» и «Байка» Стравинского или новая камерная музыка российских и западных композиторов, впервые исполненная на эстетском фестивале «Альтернатива», или театральный «Борис Годунов» Любимова. Каков бы ни был материал, обряд всегда заключался в отрефлексированном соучастии, в изматывающей добыче «смысла» и поиске «своего голоса». Из-за особой актуальности и точности этого пронзительного обряда ансамбль сперва был одним из главных героев советского художественного андерграунда, а позднее, уже после того как в 1988 году Покровский получил Госпремию, стал одним из главных героев художественного бума первой половины 90-х.

У сегодняшней версии ансамбля большой опыт фольклорного музицирования, отменный репертуар и хорошие голоса. У него также красивая мемориальная роль. Что касается шумного генератора художественных идей, он здесь теперь не работает. Но к этому, понятно, не может быть никаких претензий.