Чем ближе предполагаемое время начала боевых действий США и стран евроатлантической коалиции против Ирака, тем острее вопрос, в какой степени российская армия может сотрудничать с военными структурами Запада. Понятно, что в случае создания антииракской коалиции возможность участия в ней России будет решаться в первую очередь с точки зрения политической целесообразности. Но тем не менее интересно -- если такое решение все же будет принято, сможет ли Россия принять участие в ней с военной точки зрения и в каких формах может быть выражено это участие.

В ответ на предложение комитета «Россия в объединенной Европе» поделиться своими мыслями по этому поводу самый публичный представитель Генерального штаба Юрий Балуевский заявил: «Пока Генштаб вооруженных сил не готов дать развернутый доклад на заявленную тему».

Если г-ну Балуевскому высказаться на острую тему не позволяет его официальное положение, то у военных аналитиков, снявших погоны, руки развязаны. Один из них -- генерал-майор запаса, руководитель Центра проблем стратегических ядерных сил, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН Владимир Дворкин. Он считает, что на нынешнем этапе развития вооруженные силы России не готовы к такого рода эффективному сотрудничеству.

Первая препона -- структура органов управления. Запад, как известно, использует принцип объединенного командования, что вовсе не подходит российским вооруженным силам, структурированным на военные округа, рода и виды войск. Вторая -- растущий технологический разрыв, особенно в области боевого управления, связи, воздушной и космической разведки. Если в западных армиях целеуказания выдаются в реальном масштабе времени, то у нас далеко не всегда. В области высокоточного оружия (ВТО) Запад давно реализовал принцип «выстрелил -- забыл», у нас же цель нужно «подсвечивать» лазерным лучом, то есть сопровождать радаром. Из 80 типов снарядов ВТО, предусмотренных государственной программой вооружения, в войска пока не поступил ни один.

Для преодоления технологического разрыва требуется немалое время. Надо перевооружить российскую армию, перейти на контрактный способ комплектования и, возможно, переучить часть российских офицеров в европейских военных вузах.

Сегодня среди военных США и Европы существуют крайние мнения по поводу сотрудничества с Россией. Одни считают, что российская армия пригодится, только если потребуется завалить трупами окопы противника или ввергнуть его в продовольственные расходы, имея в виду многочисленных пленных. В лучшем случае России отводится роль, какую играл Северный альянс в борьбе с талибами.

Конструктивно настроенные военные считают, что с Россией вполне можно сотрудничать в области ПВО, используя великолепные зенитные ракетные комплексы С-300 и С-400. Высокая оценка дается российским инженерным и саперным подразделениям.

Но наиболее интересные возможности военного сотрудничества России и Запада имеют крайне мало отношений к войне с Ираком. Наиболее перспективно с точки зрения как российских, так и западных военных сотрудничество в области противоракетной обороны театра военных действий (ПРО ТВД). Еще в 1999 году тогдашний министр обороны маршал Игорь Сергеев представил Джорджу Робертсону соответствующий план.

Представители командования НАТО смогли убедиться, что у России есть все для создания ПРО ТВД в Европе: уникальная система предупреждения о ракетном нападении (СПРН), какой нет ни у кого; наши противоракеты опережают все разработки в этой области по крайней мере на 10 лет. Для осуществления задуманного нужны лишь политическая воля государственных деятелей и совместный орган по координации действий.

Вообще "небоевые" горизонты военно-технического сотрудничества, по мнению г-на Дворкина, весьма широки. Возможно, например, создание совместного российско-европейского самолета. Россия традиционно сильна в создании конструкции летательных аппаратов (планера) и бортового оружия, Запад -- в электронике и авионике. Наш оборонно-промышленный комплекс заинтересован в таком взаимодействии.