В названии выставки скромное имя женщины -- модели и близкого друга Матисса -- неожиданно отодвинуло на второй план всемирно знаменитое имя великого художника. Именно она стала главным героем выставки. Что совершенно естественно и закономерно -- не только благодаря щедрым дарам Пушкинскому музею и верности утраченной родине, но и собственной загадочности и притягательности. У нее был особый талант в странной профессии, модной в кругах художественной богемы прошлого века, -- «юная русская эмигрантка, близкая великому художнику».

Образ Лидии Делекторской, ее нежное лицо, знакомое по работам Матисса, физически и эмоционально определяет буквально все на этой выставке. Делекторская дарила музею не только картины, рисунки, наброски, книги и эстампы. Чудесны мелочи быта, где неразделимы жизнь и творчество, -- все эти расписки и записочки. Замечательны неожиданно совпавшие с сегодняшней модой нарядные брошки и вышитые блузки, в которых Делекторская позировала художнику. На выставке много ее фотографий, в том числе сделанных самим Матиссом. На них она настоящая красавица немодного сегодня типа, слишком женственная и пластичная. Ясность черт и чистота образа -- вот то, что переносил Матисс в свои рисунки почти буквально. Ее лицо самим своим строением и внутренним свечением близко лаконичному стилю Матисса, с его гибкими легкими линиями и воздушным дыханием белых бумажных листов. Простота выставки -- строгой и легкой, без навязчивого дизайна и жестких акцентов -- точно соответствует образу Делекторской. Бытовые детали (вроде мячика, которым разминал руку стареющий маэстро, и его фотоаппарата) не перерастают в утомительные подробности, яркие листы знаменитого «Джаза» создают праздничное настроение. Им вторит нарядная театральность блузок и бижутерии. Музей преподносит нам образ своего дарителя высоким (не высокопарным) слогом, наивно и трогательно оберегая подробности личной жизни. В подлинно музейном -- романтическом высоком стиле. С этим образом приходится согласиться. Тем более что обстоятельства сотрудничества Лидии Делекторской с музеем совершенно необычны.

Она не была коллекционером в привычном смысле этого слова, под занавес жизни преподносящим коллекцию музею, в ожидании законной благодарности и увековечения имени на стенах залов. В послевоенные годы современное западное искусство было не слишком любимо и желанно в советской России, стране единственно верного художественного учения -- социалистического реализма, идиотического культурного оптимизма и жирных сталинских премий. Даже наоборот. Изгнанные из экспозиций, картины Матисса вместе с другими товарищами по несчастью -- шедеврами западного и российского авангарда -- ни на что хорошее рассчитывать не могли, выжить бы. Первый дар Делекторской пришелся на жестокий и ортодоксальный 1946 год. Потом времена менялись, постепенно смягчаясь. Работы Матисса вновь появились на стенах российских музеев, постепенно стали их гордостью. Но не хорошие времена или плохие, а скорее наивная вера в свою родину и редкое бескорыстие Делекторской побуждали ее раз за разом делать свои бесценные подарки. На протяжении четырех десятилетий она передавала Пушкинскому музею и Эрмитажу и то, что ей дарил Матисс, и то, что она у него покупала. Затем составляла тщательный комментарий к своим дарам -- восстанавливала историю и обстоятельства их создания, даже известные ей рекомендации художника по поводу обрамления рисунков. Став частью жизни Матисса, Лидия Делекторская воспринимала его творчество в объеме, не ограниченном музейными стенами. Детали и обстоятельства творчества казались ей не менее важными, чем его результаты. И сама она стала материальным воплощением этого воздуха творчества, его неотъемлемой частью.