Айрис Мердок была очень умной и образованной женщиной. Она преподавала философию в Оксфорде, читала курс по французскому экзистенциализму и писала романы. Один из них, «Черный принц», был опубликован в самый разгар застоя в «Иностранной литературе» и стал, как сейчас выразились бы, одной из культовых книг российской интеллигенции. Аромат тамошней жизни вкупе с метаниями своего брата интеллигента и острым любовно-криминальным сюжетом сражали наповал. Интеллигентный человек, писатель, совесть, так cказать, нации, как выяснилось по прочтении романа Мердок, мог спать с женой друга, без памяти влюбиться (и влюбить в себя) его дочь, не приехать на похороны собственной сестры, быть осужденным по ложному обвинению в убийстве, и при этом ни разу не задуматься о судьбах родины. Не знаю, увлекалась ли Мердок Набоковым, но некоторые параллели с романами последнего при чтении «Черного принца» неизбежно бросаются в глаза. Во-первых, конечно же центральная тема -- умный и тонкий человек, эскапист до мозга костей, больше всего на свете боящийся попасть в пошлую ситуацию и именно в нее неизменно попадающий. Во-вторых, сходство сюжета с изящной и имеющей парадоксальное решение шахматной задачей. В романе Мердок все закольцовано, все ружья стреляют в нужный момент, все концы сходятся с концами, все шекспировские реминисценции отработаны по полной программе (вы, конечно, уже угадали, о каком черном принце идет речь).

Теперь этот, давно уже не культовый роман поставил Роман Козак. Поставил, сразу же скажу, неплохо. Добротно и интеллигентно. Если бы не русская речь персонажей и не знакомые лица исполнителей, его опус можно было бы атрибутировать как среднестатистический английский спектакль, в котором, как правило, нет бьющей в глаза режиссуры, зато есть внятный сюжет, стильные декорации, грамотные мизансцены и отменные актеры. Приглашенный на роль главного героя Брэдли Пирсона Александр Феклистов, большой специалист по части рефлексии, трагизма и душевного надрыва, после того как родители-разлучники увозят от него юную возлюбленную, на глазах стареет лет на десять и превращается из вполне привлекательного мужчины в пожилого неврастеника. Это превращение Феклистов играет столь мастерски, что его можно рассматривать как отдельный театральный аттракцион. Оксана Мысина в роли стервы Рейчел, не особенно разнообразя палитру, отыгрывает главное качество своей героини в присущей и идущей ей острохарактерной манере. Александра Урсуляк очень хороша, свежа и естественна в роли молодой возлюбленной героя, а по-декадентски красивая и по-декадентски же талантливая Вера Воронкова весьма убедительно впадает в отчаянье в роли суицидальной сестры героя Присциллы. В постановке Козака в выверенной пропорции присутствуют пригоршня гротеска, щепоть иронии, фунт психологизма и пять половников густой мелодраматической субстанции. И нет лишь какой-то малости (эдакой редкой специи), которая могла бы превратить грамотно приготовленный театральный суп в изысканное блюдо, коим сам роман, безусловно, является. Айрис Мердок умудряется избежать мелодраматического надрыва, нигде не сгустить краски, ни разу не превратить своего «Черного принца» в «черного, черного», подавая сюжетные страсти-мордасти с холодноватой отстраненностью, особенно удивительной, если учесть, что большая часть романа написана от первого лица. Это книга рафинированного эстета, озабоченного совершенством своей литературной игры едва ли не больше, чем нравственными метаниями героев и собственными же философскими построениями. При переводе на драматургический язык (а он сделан самой Мердок) описанные выше качества неизбежно теряются. При переводе на язык сцены они теряются вдвойне. В спектакле Козака все куда проще и очевиднее литературного первоисточника, но упрекать режиссера в этом не поворачивается язык. И вот почему.

Возглавивший в прошлом году Театр Пушкина и превративший его из безусловно отстойного в несомненно пристойный, Роман Козак едва ли не первый в новейшей театральной истории озаботился очень важным делом, а именно созданием крепких буржуазных спектаклей. Не эстетских, рафинированных, претендующих на поколенческое высказывание или новое слово в искусстве, а именно крепких буржуазных, являющихся на наших просторах дефицитом почище австрийских сапог в советские времена. У нас есть театральные мэтры, театральные экспериментаторы, бессовестные пошляки, спекулирующие на низменных зрительских страстях, но постановщиков, умеющих изготовить спектакль, на который можно смело отправить своего неглупого, но и не очень разбирающегося в театральных тонкостях родственника, нет -- хоть плачь. И если Козаку удастся-таки превратить Театр Пушкина в плацдарм качественного театрального искусства, это будет настоящим прорывом, сопоставимым с созданием среднего класса, которого в России хоть и мало, но все же уже больше, чем среднего буржуазного театра.