Сегодня в Париже президент России Владимир Путин встречается с руководством Европейского союза. От этого саммита ожидают многого. В первую очередь речь идет о политическом оформлении колоссального проекта закупок странами Западной Европы российского газа. Москва, похоже, всерьез рассчитывает на то, что энергетическая зависимость ЕС от России позволит ей стабилизировать отношения с единой Европой и в перспективе даже неформально присоединиться к ней. Страны Евросоюза в свою очередь частично решают проблему энергетической безопасности Старого света, для чего им вполне достаточно минимальной стабильности власти в Кремле и бесперебойных поставок российских энергоносителей. Для того же, чтобы Россия перестала быть для «Большой Европы» посторонней, требуется создать нечто большее и в совершенно другой сфере.

Не так давно Европейский союз принял принципиальное решение о том, что через десять--пятнадцать лет все посткоммунистические страны Центральной и Восточной Европы смогут практически на равных присоединиться к процессу европейской интеграции. Для остающихся «за бортом» России, Украины и Белоруссии в Евросоюзе должна быть выработана специальная политика непосредственного соседства. Она не исключает весьма тесных форм сотрудничества, но обусловливает его рядом условий, соблюдение которых странами-партнерами в нашем случае требуется в обязательном порядке.

И здесь с точки зрения европейцев у России есть проблемы принципиального свойства. Во-первых, Москва упорно не желает или не может подтвердить делом приверженность принципам свободного рынка. В стране с большим скрипом работает механизм защиты прав частной собственности. Это в сочетании с масштабной коррупцией отпугивает европейских инвесторов и предпринимателей, которые предельно серьезно относятся к проблеме обеспечения своих прав. Во-вторых, подчас вынужденные нарушения российскими властями общепринятых в Европе норм взаимоотношений гражданина и государства вызывают в Старом свете действительно очень нервную реакцию. В силу объективных причин Москва зачастую просто-напросто не может понять причину гнева европейцев, но такое незнание даже с поправкой на отсутствие в России традиций гражданского общества не освобождает ее от ответственности. Наконец, на российско-европейских отношениях тяжкой гирей висит проблема Украины и Белоруссии. С одной стороны, Евросоюз признает эти страны в качестве самостоятельных партнеров, с другой -- их политическая и экономическая слабость дает России чересчур соблазнительную возможность влиять на Киев и Минск. А значит, сохраняется и поле для возможного конфликта Европы и России.

Но все же эти факторы -- только временные. Главная же проблема российско-европейских отношений в том, что Россия пока исключает возможность своего вступления в ЕС даже в долгосрочной перспективе. Москва предпочитает резервировать для себя место абсолютно самостоятельного игрока на международной арене, и такая позиция российских властей вполне объяснима. Ведь логическим следствием жесткой «привязки» России к ЕС должно быть добровольное согласие на подчинение принятым там правилам. При этом речь не обязательно должна идти об институциональном вхождении в «Большую Европу». Достаточным будет официальный отказ Москвы от претензий на роль экономической и военной сверхдержавы, соблюдение строгих правил поведения внутри страны и, наконец, политика солидарности с ЕС на международной арене. И если смирение державной гордыни было бы для Москвы задачей технически осуществимой, хотя и весьма болезненной, то новое «крещение Руси» в духе Парламентской ассамблеи Совета Европы требует коренной перестройки всего общества. На это Россия даже теоретически пойти не готова. Тем не менее таковы весьма жесткие условия, и Москва в настоящее время принять их не может.

Сейчас Россия может предложить Евросоюзу разве что очередной трубопроводный проект, возможно, более масштабный, нежели предыдущие. При том, что крупное соглашение по поставкам в западную Европу российских энергоносителей, возможно, и будет подписано, оно не повлияет качественным образом на двусторонние отношения. Если отвлечься от сиюминутных соображений экономической выгоды, то в стратегическом плане наличие очередной трубы не имеет ровно никакого значения. Она не сблизит Россию и Европу ни на один дюйм, поскольку исповедуемые ими ценности останутся безнадежно далекими друг от друга.