Символом прошедшего в Касселе XI фестиваля Contemporary Art «Документы» некоторые критики (например, Ольга Козлова) считают лабиринт. Действительно, экспозиция по собственной прихоти втекала в разные залы города и заполнила даже ангары большого пивоваренного завода на окраине. Концепция «Документов» подразумевала много коридоров смысла и полную свободу блуждания в них. Наконец, две очень зрелищные и запоминающиеся работы непосредственно лабиринту и были посвящены.

Одна -- Untitled кубинской художницы Тани Бругьера. В полной темноте крадешься по коридору. Вдруг бьют в глаза десятки прожекторов. Клацает затвор автомата. По галерее топают надзиратели. Природу насилия можно постигать на собственной шкуре. Другая работа была выставлена в парке около старинного дворца и оранжереи. Это «Зеркальный лабиринт с 12 знаками депрессии» канадца Кена Лума. Выстроен павильон с зеркалами. На зеленом партере, вблизи скульптур и перспектив a la Версаль, павильон смотрится вполне стильно, в духе усадебных кунштюков. Но внутри поселились современные ужасы, комплексы и страхи. В вертлявых коридорчиках зеркала поставлены гранями, и, кроме них, там ничего нет. Не зная, где следующий поворот, влетаешь башкой в себя, любимого, зазеркального. На каждом из двенадцати зеркал надпись, позаимствованная из книги тестов психиатра: «Кричу от безнадежности», «Нет другого выхода», «Смертельная тоска», «Один в целом мире» и т.д. По словам художника, его не интересовала депрессия как клинический случай. Скорее это архитектоника идентификации и отчуждения: «Когда ты дробишься в бесконечной зеркальной перспективе, теряется нормальная координация, и создается ощущение, будто ты отражаешься в мультифасеточном глазе мухи». Такая получилась пугающая своей избыточностью композиция: в декорациях фильма Гринуэя бродит кафкианский кошмар.

Открывшийся в конце прошлой недели в Государственном центре современного искусства (ГЦСИ) на Зоологической «Лабиринт» Ивана Чуйкова куда проще. Но манипуляции с сознанием у него не менее радикальные. На пол нанесена разметка. Красные линии обозначают дорожки, по которым идти. Черные стрелки указывают направление движения. Тупики отмечены запрещающим дорожным знаком. В отличие от художников «Документов» Чуйков не втягивает посетителя в свою игру властно и жестоко. Он оставляет выбор: можно ходить внутри воображаемого лабиринта, а можно прямо по нему, наплевав на знаки, топча стрелки, пересекая линии.

Однако если не следуешь инструкции-схеме, не заметишь узенькой щелочки в перегородке у стены зала, к которой, собственно, и подводит лабиринт. Попав за перегородку, оказываешься в маленькой комнатке. На столе -- стопка плотных бланков. На каждом крупными буквами напечатано: «СВОБОДНЫ». Сертификат свободы заверяет подлинная авторская подпись Чуйкова. В связи с последними московскими событиями появляется искушение неуклюже актуализировать проект и объединить его с теми «лабиринтами насилия», что видены в Касселе. Главное вовремя сказать себе «стоп». Проект Чуйкова не о насилии, а о правилах, границах поведения. Вот как сам художник в интервью сотруднице ГЦСИ Евгении Кикодзе рассказывает о принципе моделирования: «Я понял: рамки необходимы, с их помощью ты сам себе устанавливаешь правила игры и становишься свободным. А когда ты кажешься себе свободным делать все, что ни вздумается, тогда ты в плену каких-то иных вещей...»

Получается, начерченный на полу «Лабиринт» Ивана Чуйкова становится визуальным аналогом категорических императивов Иммануила Канта. Например, такого: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству». И лабиринт тебе показывает: «поступай», именно «поступай». А всякое переступание, нарушение границ есть «пре-ступление», не свобода, а рабство.