Рождественского ждали в ноябре. Но, сорвавшись со всех своих заграничных работ, новый худрук Большого приехал в Москву раньше намеченного. Личное присутствие Геннадия Николаевича понадобилось, чтобы хоть как-то успокоить труппу и прессу, взбудораженных последними событиями, -- обличительной пресс-конференцией руководителя балетной труппы Александра Фадеечева и скорым его увольнением. Знаменитый дирижер привычно понадеялся на свое колкое красноречие, уже однажды, в момент назначения, отлично сработавшее. Однако второй раз того же эффекта добиться не удалось. Фирменная ироничная интонация Рождественского и загодя написанный бойкий текст на сей раз обстановку не разряжали, а напротив, ее усугубляли.

За два месяца своего правления (из которых в стенах театра он провел всего несколько дней) Рождественский уже успел нажить себе крупного врага -- балетную труппу. И умудрился почти поссориться с ее примой -- Ниной Ананиашвили. Несколько неуклюже дирижер попытался выправить ситуацию в нынешний приезд, но, похоже, увяз еще больше. Пассаж о том, как его любимая балерина, дивная Ананиашвили прозябает в жутких и безвкусных постановках, отдавал неуклюжей дипломатией. Балетные планы, сколь масштабные, столь и зыбкие, казались маниловщиной. А обидные и несправедливые взгляды самого худрука на балет -- как на нечто низшее и несамостоятельное в сравнении с музыкой -- можно было объяснить лишь профессиональным снобизмом.

За один час пресс-конференции Рождественский успешно нажил и второго врага -- прессу. И этот поступок талантливого и просвещенного музыканта, на которого та же пресса возлагала большие надежды, можно объяснить разве что недальновидностью его помощников, делающих подборку газетных материалов. Примкнув ко многим своим именитым коллегам, Рождественский обвинил всю прессу в коррупции, а отдельных ее представителей -- в непрофессионализме. Причем приведенные примеры, на которые была отведена значительная часть его заботливо составленной речи, обнаружили, что Рождественский не делает различий между теми журналистами, кто допускает фактические ошибки, и теми, кто просто позволяет себе высказывать мнение, не совпадающее с его собственным.

Из той же речи было видно, что танцевальные грезы занимают теперь едва ли не самое большое место в голове новоиспеченного худрука. Но вся беда в том, что балет для него ассоциируется только с покоящейся на библиотечной полке партитурой. То, что хореографический текст может быть сложным, выразительным и даже первичным по отношению к музыкальному, в голове знаменитого дирижера не укладывается. Превосходство хореографии над музыкой, которое можно наблюдать во многих классических балетах, вместо уважения к богатой и развитой истории чужого искусства вызывает у Рождественского желание поскорее вычеркнуть название из репертуара. Рождественский мечтает о конкурсе, в котором композиторы могли бы сразиться за заказ на написание балета, получив для разминки сюжет из войновичевского «Чонкина» или ерофеевских «Петушков». Так пусть уж лучше пишут под готовую хореографию, облагораживают, скажем, пресловутую «Дочь фараона», музыка к которой так не нравится Рождественскому. Чем просто снимать ее с репертуара. Зачем же добро выкидывать. Ведь деньги потрачены.

С деньгами, кстати, должно стать лучше -- спонсором театра обещал быть Внешторгбанк. Но с репертуаром пока полная неясность, которая усугубляется тем, что и сам Рождественский в нем пока не до конца разобрался. Ничего связного про судьбу двух заявленных прошлым руководством постановок («Бугаку» Баланчина и бартоковский балет австралийца Уэлша) Рождественский сказать не смог. Вместо них всплыли столь же иллюзорные проекты на музыку Стравинского и Рихарда Штрауса, Шнитке и Шостаковича, Рахманинова и Прокофьева. Качество музыки тут, что и говорить, сомнения вызывать не должно. Что же касается хореографии, то с ней Большому театру обещали помочь Александр Ратманский (в следующем сезоне) и Юрий Григорович (восстановление «Лебединого озера» в самом скором времени). В перспективе маячат Джон Ноймайер и Игорь Моисеев. Ближайшая полноценная премьера Большого ожидается лишь в июне -- «Игрок» Прокофьева в первой, никогда и нигде не шедшей редакции. Режиссер -- Титель, художник -- Боровский.