У дуэта -- скрипач Вадим Репин и пианист Борис Березовский -- богатая история. Их совместные записи Прокофьева, Стравинского, Равеля и Рихарда Штрауса выходили на престижной фирме Erato, концерты случаются по всему миру, а репертуар охватывает два века русской и европейской музыки. Актуальные мировые звезды не просто понимают друг друга с полуслова, но, кажется, чихают в такт. Репин с Березовским словно вышли из одного лицея: эдакие Пушкин с Кюхельбекером.

Международная карьера Березовского и Репина складывается эффектно, что для уезжавших в 90-е молодых российских музыкантов почти что редкость. С тех пор как один в статусе вундеркинда вылетел из гнезда знаменитого педагога Захара Брона, а другой был удостоен Гран-при Конкурса Чайковского, так и не получив диплома об окончании Московской консерватории, оба переиграли с лучшими оркестрами. Обзавелись эксклюзивными контрактами (у Репина контракт с Erato, Березовского полюбил Teldec) и прижились на элегантных фестивалях и площадках.

С концертами в Россию оба стали приезжать, только заработав звездный статус на международном рынке. За последнее время Репин ни разу не сыграл здесь сольной программы. Только прирастал к оркестровым массам и событиям повышенной светскости в качестве свадебного генерала. В отличие от него Березовский любит ошарашить местную публику сольными клавирабендами в жанре «навстречу рекордам». То сыграет все трансцедентные этюды Листа, то все концерты Бетховена в один вечер. Так что его репутация приобрела уже спортивный оттенок.

Дуэт в БЗК представил обоих в нетривиальном свете. Репина -- как точного и тонкого исполнителя, Березовского -- как изумительного партнера и неординарного камерного музыканта.

Для своей российской презентации дуэт выбрал качественный и хорошо известный репертуар. «Дьявольские трели» Тартини--Крейслера, Первая скрипичная соната Прокофьева, соната Рихарда Штрауса и серия шлягерных миниатюр Чайковского и Крейслера на бис в издевательски стремительных темпах. Все сыграно с предельным стилевым чутьем, феерическим звуком, без эмоциональной броскости и без бурного технического напряжения. Легко.

Обоих равно ценят и специалисты, и широкая публика, но и с той, и с другой стороны часто слышатся упреки в равнодушии и холодном техницизме. Но соната Прокофьева редко звучит так строго и прозрачно. А соната Штрауса не часто бывает столь веской и поэтичной. О такой просчитанной и с тихим блеском выполненной ансамблевой динамике многие могут только мечтать. А полноценный дуэтный стиль, где о лидерстве не может быть и речи, составляет предмет музыкантской зависти. При всей разности манер у Березовского и Репина есть нечто общее, что делает ансамбль идеальным. Виртуозность не рассматривается как героизм, всякие сумрачные глубины прикрываются небрежностью, и на переднем плане оказываются флер и фронда. Но едва ли не между нот, в насквозь брошенной краске или точной линии, видна не столько профессиональная выправка, сколько редкая инструментальная и интеллектуальная свобода. Едва ли не самое приятное то, что другого смысла, кроме музыкального, в концерте не было. Ни тебе светского повода, ни рекордов, ни даже концептуальности. А это теперь еще больший раритет, чем, скажем, хорошо звучащий инструмент или исполнительская пластика.