В Европе давно не говорили так много о неонацизме, как на минувшей неделе. И связано это не только с тем, что 17 августа отмечалась очередная годовщина смерти Рудольфа Гесса, заместителя Гитлера по идеологии, закончившего свои дни в 1987 году в западноберлинской тюрьме Шпандау. По официальной версии, 93-летний Гесс, культовая фигура для европейских неонацистов, покончил с собой, однако его поклонники уверены, что старика убили. Демонстрации памяти Гесса, на которые бритоголовые собираются ежегодно, в этом году проходят на фоне всплеска крайне правых настроений в Германии. Политики забили тревогу после июльского взрыва в Дюссельдорфе, в результате которого пострадали шестеро еврейских переселенцев из стран СНГ. В разных частях Германии, особенно на территории бывшей ГДР, регистрируются все новые выходки неонацистов, направленные против иностранцев (их в стране насчитывается 8 миллионов). Правительство намерено потратить 75 млн марок на поддержку молодежных инициатив, направленных против расизма, антисемитизма и ксенофобии. Учрежден фонд помощи жертвам неонацистов в размере 10 млн марок.

В центре внимания оказалась крупнейшая из ультраправых организаций -- Национал-демократическая партия (НДП). Страсти вокруг ее запрета бушуют по всей Германии. Однако около двухэтажного особнячка на Зееленбиндер-штрассе, 42, в восточноберлинском районе Кёпеник, где располагается штаб-квартира партии, тихо и безлюдно. Обитая оцинкованным железом дверь с огромными замочными скважинами. Окна наглухо задраены черными жалюзи. Председатель партии, 48-летний Удо Фойгт -- главный герой нынешнего общенационального скандала.

Фюрер из Кёпеника назначил мне встречу ровно на 15.00. Без одной минуты до срока нажимаю кнопку. Никакого движения. Пытаюсь связаться по телефону. Нет ответа, удача только с четвертой попытки. Четкий мужской голос быстро отреагировал на мою проблему: «Сейчас позвоню федеральному председателю». «Вы позвонили председателю?» -- строго спрашиваю, набрав номер чуть позже. «За вами спустятся, ждите». Спустя пару минут приоткрывается шторка, из-за нее несмело выглядывает коротко стриженая блондинка: «К федеральному председателю?» -- «Так точно». -- «Проходите».

Национал-демократическая партия Германии -- самая старая из действующих ультраправых организаций, она была основана в 1964 году. Ее первый идеолог Адольф фон Тадден, один из ведущих реваншистов первых послевоенных десятилетий, объединил в НДП осколки крайне правых партий, возникавших и распадавшихся в конце 40-х и в 50-х годах: Немецкой правой партии, Немецкой имперской партии, Социалистской имперской партии, Общегерманской партии. Манифест национал-демократов гласил: «Довольно лжи о вине одних только немцев, благодаря которой продолжается выжимание миллиардных сумм из нашего народа. Пока отцы открыто будут причисляться к преступникам, сыновья не смогут стать хорошими солдатами».

Пик популярности НДП пришелся на вторую половину 60-х годов, когда «экономическое чудо» закончилось и немецкая экономика переживала спад. В 1966--1968 годах на местных выборах национал-демократы набирали до 10% голосов, на выборах в бундестаг 1969 года за НДП проголосовали 4,3% избирателей (почти полтора миллиона человек). Однако затем ее влияние начало падать, лидерство на ультраправом фланге перехватили другие группировки. И до 1995 года, когда тогдашний председатель партии Гюнтер Деккерт попал за решетку по обвинению в разжигании национальной розни, НДП больше походила на клуб предающихся ностальгии старичков-нацистов.

Удо Фойгт, уволенный в свое время из бундесвера, в считанные годы превратил партию в боевой отряд германского национализма. Новая «упаковка» ультраправой идеологии привлекает не только убежденных приверженцев «немецкой идеи», но и большую часть крайне правого спектра -- от агрессивных бритоголовых до функционеров запрещенных неонацистских организаций. В рядах НДП, действующей на законных основаниях, свыше 6 тысяч членов. Связи с подпольным миром Фойгт умело скрывает от посторонних глаз. Между тем, по сведениям спецслужб, активно действующих членов запрещенных группировок в Германии около 2,5 тысяч, еще порядка 9 тыс. граждан исповедуют нацистские взгляды.

Этим, однако, число приверженцев вождя НДП, который говорит о «социализме в национальной упаковке», не исчерпывается. Фойгт умело использует ностальгию части восточных немцев по «порядку, безопасности и дисциплине». Территории на востоке, где националистам и их бритым подручным удается добиться успеха (получить места в органах власти, как это случилось, например, в Саксонии и Бранденбурге), входят в число «освобожденных районов». В таковых фирмачи-немцы не рекомендуют гостям-иностранцам «с южным внешним видом» выходить на улицу в темное время. Согласно недавнему опросу, 17% электората Партии демократического социализма (ПДС, до 20% голосов в новых землях), наследницы хоннекеровской СЕПГ, «могут представить себе возможность голосования за НДП». Идеолог ПДС Андре Бри опасается массового крена своих товарищей вправо. И видит причину этого в том, что в государстве реально существовавшего социализма людям прививали «послушание авторитетам, иерархическое мышление и болезненную потребность в гармонии».

Фюрер Фойгт -- мастер балансирования на грани закона, за что НДП окрестили партией с двойным дном. Фойгт хорошо знает, о чем вслух говорить нельзя. Расизм? Ни в коем случае, нельзя преследовать людей из-за национальности или цвета кожи. Евреи? Не имею ничего против. Все вопросы, связанные с очищением германской нации от иностранной скверны и инородных паразитов, будут решены мирным демократическим путем. А пока глава партии вовсю пользуется либеральными законами. Например, по закону о финансировании партий на каждую собранную марку партвзносов Фойгт со товарищи получают 50 пфеннигов госдотации. В этом году НПГ получила из казны 1,16 млн марок. Вожди посмеиваются: «Каждая такая марка -- кирпич в здании нашей борьбы за выживание немецкого народа».

Когда наша беседа подходила к концу, я спросил Фойгта, мог бы я стать членом его партии. «Конечно, мы обязаны принимать всех немецких граждан». Я пояснил, что гражданство мною получено не на основании «крови», и в национал-демократическом государстве я его в два счета лишусь. И, очевидно, с треском вылечу не только из партии -- будь я хоть какой ее высокий функционер, -- но и из страны. Фюрер поспешил развеять мои сомнения: «Будем смотреть индивидуально, возможны исключения». При фюрере Адольфе это означало: «Каждому свое». Правда, при «коричневых» нынешний фюрер скорее всего попал бы в гестапо как опасный враг рейха. Как диссидент, задумавший некий национал-социализм с «человеческим лицом».