В негласном соревновании самых устойчивых кумиров русской интеллигенции вновь достигнут паритет. Если Булат Окуджава первым удостоился тома под эгидой «Библиотеки поэта» (см. «Время новостей» от 20 апреля 2001 г.), то Владимир Высоцкий первым ворвался в «Жизнь замечательных людей». Надо думать, что в недалеком будущем и тексты Высоцкого издадут в престижной, приближающейся к твердым филологическим стандартам серии, и биография Окуджавы в пантеоне «Молодой гвардии» появится. Пока же перед нами новая книга о Высоцком, про которую никак не скажешь еще одна.

Вообще-то о Высоцком написано совсем не мало (а наговорено и вовсе «сорок бочек арестантов»), причем не только во всегда насущном воспоминательном жанре. Выходили квалифицированные исследования о поэзии Высоцкого, о его работе в театре и кино, не говоря уж о тщательных биографических и текстологических штудиях, которыми славен Государственный культурный музей-центр Высоцкого. Одиннадцать лет назад появилась короткая, но емкая, энергичная и концептуальная книга «В Союзе писателей не состоял. Писатель Владимир Высоцкий». Автором ее был Вл. Новиков. Он же теперь написал «жизнь замечательного человека», заслуженно привлекшую внимание уже по предварительным публикациям (главы из «Высоцкого» печатались «Новым миром» на рубеже 2001--2002 годов).

Скептический читатель скажет: «При чем тут автор? Дело в герое. Не все ли равно, кто на нашем (вариант -- вашем) Высоцком отметился. Подумаешь, какой-то Новиков!» Во-первых, не все равно -- стремительный рост «высоцкианы» (с культовыми фигурами иначе не бывает) требует отделения зерен от шелухи. Во-вторых, Новиков вовсе не «какой-то». А в-третьих, он и не Новиков. Ибо один из самых известных и деятельных наших литературных критиков, автор серьезных работ по теории литературы, профессор МГУ, изобретатель вошедших в цеховой оборот игровых терминов («букериада», «пресституция», «алексия»), а с недавних пор еще и прозаик постоянно именует себя в печати Вл. Новиковым и обоснованно требует от коллег внимания к своему «литературному имени».

В литературе и одна буква (как писал в свою пору Тынянов) может стать носителем смысла, а «имя» неотделимо от имиджа и репутации автора. Вл. Новиков -- литератор до мозга костей, то есть «человек буквы». Поэтому он умеет работать в очень разных жанрах, помня, что всякий «дискурс» становится живым и будоражащим ответную мысль, если (всего на всего!) расположить «буквы» в правильном порядке. Поэтому же он верен своим излюбленным проблемам (пародия, сюжетность, поэтический эксперимент) и любимым героям, в первом ряду которых стоят Тынянов, Айги, Соснора и Высоцкий. Этих мало в чем схожих (и человечески, и литературно) писателей роднит, пожалуй, одно -- энергия изобретения, сопряженная с тягой к риску. «Умеренным и аккуратным» никого из них точно не назовешь. За что (хотя, конечно, не только за это!) их Вл. Новиков и любит.

В главе о юности героя, удачно названной «Черновик личности», Вл. Новиков пишет: «Чувствуют мамы и папы, догадываются на подсознательном уровне, что «служенье муз» гарантирует чадам только одно -- вечное страдание». Голос повествователя здесь вплотную сближается с голосом героя. (Прием этот выдержан последовательно, так что при беглом чтении анализ поэтики Высоцкого -- вроде бы отделенный от прямо «жизнеописательных» глав -- можно принять за автокомментарии поэта.) Но рискну предположить, что в рассуждении этом «теоретический» (и глубоко личный!) посыл Вл. Новикова не менее важен, чем благодатный материал «жизни и творчества» его прославленного тезки. Искусство -- риск. Художник одинок. «Боль таланта -- самая мучительная, и нет от нее никакой анестезии». Поэтому художник всегда прав, а если виноват, то все равно прав. «Прочь, буйна чернь, непросвещенна/ И презираемая мной!» -- это не Вл. Новиков и не Высоцкий. Это старик Державин.

Высоцкий умел находить общий язык с весьма разнокачественными персонажами (что в стихах, что в жизни), у него были не только многочисленные поклонники, но и настоящие друзья, его любили (и много что прощали) яркие женщины, которых он тоже любил, он служил в лучшем театре страны, ему дозволялось то, о чем и помыслить не могли вполне благонамеренные представители советского истеблишмента... И все это ни черта не значит. Потому что восторги публики быстро приедаются (и для того ли поэт на свет родился, чтобы петь под гитару хоть бурильщикам, хоть номенклатурщикам!). Потому что с самой лучшей бабой никогда ни о чем не договоришься. Потому что если Таганка -- лучший театр страны, то -- вспомним бессмертный рассказ про Ионыча -- каковы же худшие? Потому что за границей вообще всех за границу выпускают -- без всяких писем на высочайшие имена. И вообще кому сказать «спасибо», что живой?

Все так. Увлекательно анализируя песни Высоцкого, Вл. Новиков не раз говорит об их внутреннем диалогизме, организующем и лексику, и цитатную технику, и сюжетосложение. Это убедительно. Высоцкий был чуток к чужой речи и нутром ощущал абсурдную невнятицу жизни, из которой можно делать разные выводы. Но между использованием «чужого слова» и его органическим освоением -- дистанция огромного размера. Как и между поэтикой недомолвок (увы, в советском варианте часто сводящейся к кукишу в кармане) и признанием непостижимости Божьего мира. Тезис «все сложнее» с равным успехом используют мудрецы и трусы, мечтатели и трезвые политики, святые и циники. Потому что «все» сложнее и этого внешне бесспорного тезиса. Видя и слыша других, Высоцкий был всегда до самозабвения занят собой -- кроме прочего, он был мастером авторепрезентации, а это дело редко обходится без шарлатанства. Имея дело с художником, пошло впадать в морализаторство, но и просто разводить «бытовое поведение» и «творчество», по-моему, не стоит. Тем более, если это самое «бытовое поведение» стало легендой, вне которой стихи уже не воспринимаются вовсе.

Вл. Новиков и не разводит. У его Высоцкого совсем не благолепный лик, столь характерный для типовых «замечательных людей», изготовлявшихся советскими богомазами от биографии. (Традиция, кстати, вполне жива.) Про запои, скандалы, срывы обязательств, наркозависимость все сказано ясно. И все это -- недаром книга тонко имитирует внутренний монолог «разбирающегося» с собой персонажа -- работает на апологию Высоцкого. Да, такой. И всегда прав. И халтурные «Опасные гастроли» -- стоящий фильм. И наивная эгоцентричная (мягко говоря) проза -- большая литература.

В книге Вл. Новикова один герой. Двум было бы тесно -- как медведям в одной берлоге. Остальные -- от Бродского, хвалившего Высоцкого за рифмы, до Вознесенского, не захотевшего (или не сумевшего) пробить стихи приятеля в печать, от Марины Влади до Смехова с Золотухиным, от друзей детства до Любимова -- статисты. (Намек на исключение сделан для старателя Вадима Туманова. Так он ведь alter ego героя. Не лучшее, если вдуматься, амплуа.) Потому при всей фактурной насыщенности и многогеройности книга никак не может служить путеводителем, скажем, по истории Таганки. Все тамошние дела даны в свете Высоцкого. Ну да, художник. А Любимов слесарь-сантехник что ли?

Я не честь создателя Таганки защищаю. Просто видится мне книга о Любимове, где он представлен всегда правым Мастером, которому мешают (ну и помогают изредка) исполнить свою миссию незадачливые статисты. И мельтешит там один маленький истерик. Актеришка не без способностей. Стишки иногда удачные сочиняет. Но пьянь, скандалист, работать не любит, субординации не признает и всю дорогу тянет одеяло на себя. Сколько крови мастеру испортил, но тот его любил и прощал. А после смерти бедолаги (сам себя сгубил, хоть и без гниды Софьи Власьевны не обошлось) все сделал для увековечения его памяти. От чего у Мастера случились новые беды.

Думаю, Вл. Новиков может представить себе такую книгу с той же легкостью, что и я. Но это не отвело его от «опасной модели». Он смог написать свою книгу. Точно найдя жанр, интонацию (как бы от героя) и место издания (тут нужна была «ЖЗЛ» с ее особой аурой), пожертвовав частностями, насытив текст филологической риторикой, отдав должное обязательным «утепляющим» байкам и выдержав главную мысль -- мысль об одиночестве всякого художника, об искусстве как постоянном риске. Конечно, это книга о Высоцком. Но и о его тезке (поведенчески, сколько могу судить, на своего героя совсем не похожего) тоже.