Действие спектаклей может происходить где угодно. На этот раз театральным персонажам пришлось отправляться внутрь человеческого организма. Средой обитания героев новой премьеры Театра им. Пушкина стал зрачок. Женский глаз, где, как в плену, живут отражения возлюбленных.

Эту парадоксальную ситуацию придумал когда-то писатель Сигизмунд Кржижановский. Он жил в Москве в первой половине прошлого, двадцатого века. Писал рассказы, повести, статьи и сказки для вундеркиндов, но книг своих так и не дождался. Зато в литературных кругах ценили его странную прозу (среди поклонников были, в частности, Михаил Булгаков и Максимилиан Волошин). По сценариям Кржижановского снимали фильмы Яков Протазанов и Александр Птушко («Праздник святого Йоргена» и «Новый Гулливер»). Александр Таиров заказывал ему пьесы («Человек, который был Четвергом» по Честертону и непоставленный «Онегин», к которому Прокофьев успел написать музыку), приглашал преподавать в своих экспериментальных мастерских (писатель вел курс «Психология сцены»). Символично, что «прозеванного гения» вспомнили именно в бывшем Камерном театре. Хотя в пьесе, написанной по мотивам рассказа Кржижановского «В зрачке», практически не осталось ни одного авторского слова.

Драматург Максим Курочкин представил свою фантазию на тему интригующих приключений. Фантазию талантливую и тонкую, то вьющуюся в лад рассказу, то пристраивающуюся к нему сложным контрапунктом. Сравнение новеллы и пьесы могло бы стать сюжетом для отдельной статьи. Но так как Кржижановского читала меньшая часть зала филиала в Сытинском переулке (первый том полного собрания сочинений писателя появился только что, на прошедшей книжной ярмарке), подобное исследование не имеет большого значения. К тому же метафоричную прозу парадоксалиста поставить практически невозможно. Ну как, к примеру, вывести на сцену такую фразу: «Любовь у людей пуганая и с зажмурью: ныряет в сумерки, шмыгает по темным углам, шушукает, прячется за занавески и тушит свет»? Слов этих в спектакле не говорят, зато передают странную атмосферу, настоянную на восторге, обольщении и кошмаре.

Художник Виктор Пал и режиссер Юрий Урнов играют со зрителями в жмурки. Пространство сцены от пола до потолка занавешено воланами черных сетей. Сеть скрывает реальность и выдавливает в свет фантасмагории сознания. Где-то далеко, за тканной решетчатой пеленой живет красивая женщина Нюра (Вера Воронкова) и ее возлюбленный Николай (Евгений Писарев). Однажды женщина оборачивается ведьмой -- дико завывает и кружится, запрокинув голову. Тогда-то ее ненаглядный и попадает в более чем странное жилище с зыбким красным полом, имитирующим слизистую оболочку, и мягкими лабиринтами запутанных ходов -- мозговых извилин. Вместо окна -- радужная оболочка глаза. Но до нее не так-то просто добраться. А на длинном пути человечек в зрачке насмотрится и наслушается столько всякого разного, что хватит не на один сериал. То попадет в анатомический трактир, то узнает подробности из раннего детства любимой, то среди прежних увлечений подруги увидит не только мужчин, но и женщину. Звучат тревожные гитарные переборы, тела «глазных пленников» кувыркаются и барахтаются в черных гамаках (пластику, лишенную малейшего намека на равновесие, поставил Альберт Альбертс).

В зрачке зреет бунт, который ничем не кончается. Герой кается, как на собрании: «Я жил неправильно! Надо было грезить». Но через несколько минут жизнь обретает вполне реальные очертания. Комната Нюры выплывает на первый план, и ее проснувшийся любовник норовит побыстрее удалиться восвояси.

Всего этого у Кржижановского нет. Сложный мыслительный процесс, разложенный на голоса и облеченный в занимательную форму, трансформировался в театральную пьесу. Психологический этюд о типах и возрастах любви сменила бытовая драма о ревности к бывшим и нынешним (у Курочкина их почему-то около сорока, тогда как в рассказе всего тринадцать). Но театр -- искусство материальное и грубое. «Зачем, в конце концов, пугать детей тьмой, когда можно ею их утешить и ввести в сны?» Эту фразу уж точно поставить никому не удастся.