Американец Стивен СОДЕРБЕРГ еще не снял великого фильма. Но в одном он точно превзошел всех своих коллег: в страсти к авантюрным экспериментам, разнообразии и внутренней неуспокоенности. Он начинал со стопроцентно авторских фильмов -- «Секс, ложь и видео» («Золотая пальмовая ветвь» 1989 года) и «Кафка». Поэкспериментировав с жанром абсурдной комедии в «Шизополисе», он обратился к жанру блокбастера: «Эрин Брокович» принесла «Оскара» Джулии Робертс, а сам режиссер удостоился этой награды за многофигурную сагу о наркоторговле -- «Трафик». После зрительского успеха «11 друзей Оушена» он неожиданно для всех вернулся к авторским экспериментам. Его «Изображение голого человека в полный рост» (Full Frontal), показанное в Венеции в рамках параллельного конкурса «Против течения», это даже и не фильм, а, скорее, материал к фильму. Многочисленные сюжетные линии свободно сосуществуют в пространстве современного Лос-Анджелеса, диалоги прописаны с тщательной небрежностью -- «как в жизни», цифровая камера создает эффект документальной съемки, за кадром звучат рабочие интервью актеров, комментирующих действия и характеры своих героев. Это и «фильм в фильме», и комедия нравов, и сатира на Голливуд, и просто зафиксированное на пленке малобюджетное дуракаваляние одного из ведущих режиссеров Голливуда в компании актеров-звезд (Дэвид Духовны, Джулия Робертс, Кэтрин Киннер и даже Брэд Питт «в роли Брэда Пита и самого себя», как явствует из титров). Если бы Содерберг захотел, из этого материала он мог бы сделать своего «Игрока» или свою «Магнолию». Но процесс для него в данном случае явно важнее, чем результат. А это значит, что и в будущем от него можно ждать очень многого. И, может быть, его новую экранизацию «Соляриса», над монтажом которой он сейчас работает, назовут великой. С самым разносторонним режиссером Голливуда беседовал Алексей МЕДВЕДЕВ.

-- Если раньше ваши работы делили на фильмы для критики и фильмы для публики, то теперь вы добились невозможного -- и те и другие после просмотра спрашивают друг у друга: что это, черт возьми, такое?

-- Это необычное кино, и смотреть его надо необычно. В нем нет никаких подсказок, указателей, путеводных нитей, которые помогали бы ориентироваться в пространстве фильма. А тут вас швыряют в воду, и только от вас зависит, сумеете ли вы выплыть. Многие тонут, ну и ладно. Именно поэтому я и снимал малобюджетное кино -- оно не рассчитано на широкую аудиторию. На съемках Full Frontal я опробовал массу технических и творческих идей -- и как режиссер, и как оператор. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что многие из них не сработают. Но если не экспериментировать на фильме с бюджетом в два миллиона, то когда еще представится такая возможность? И потом, картина неизбежно принесет компании Miramax неплохую прибыль. Так что, по-моему, никто не в обиде.

-- А вас самого не обидели негативные отклики в прессе?

-- Я знаю многих критиков и прекрасно представляю себе, что им нравится, а что нет. Я сам бы мог написать про себя все эти отрицательные рецензии. И вообще, если ты делаешь экспериментальный фильм и его результаты всем нравятся, значит, эксперимент не удался.

-- Визуально Full Frontal напоминает фильмы «Догмы»...

-- В фильмах «Догмы» и во всем современном независимом кино нет ни одной интересной идеи, которая не была бы заимствована у Жан-Люка Годара. Вот на него я и ориентируюсь.

-- Что лично вам доставляет большее удовольствие -- съемки блокбастеров или работа над малобюджетным экспериментальным кино?

-- Мне нравится и то и другое. Просто это разные удовольствия. Когда снимаешь такой фильм, как «11 друзей Оушена», настоящее удовлетворение испытываешь в конце, когда картина уже почти готова. Это такая большая заводная игрушка, и невозможно понять, как она будет работать, пока все детали не встанут на свои места. На съемках малобюджетного эксперимента больше удовольствия получаешь от процесса. А самое приятное в том, что вся съемочная группа участвует во всем этом безумии по доброй воле, а не ради денег, которых, собственно, и нет.

-- Как вы могли бы сформулировать свою позицию по отношению к Голливуду?

-- В Америке все дискуссии о противостоянии мейнстрима и независимого кино ведутся не о том. Почему-то все считают, что самое важное -- это деньги; кто платит за фильм. Мне это безразлично. Самое главное -- обладает ли режиссер решающим голосом в вопросе о том, каким должен быть фильм. Я снимал картины для голливудских студий, обладая при этом правом полного творческого контроля. В моих контрактах такое право было закреплено только однажды, но все продюсеры прекрасно понимали, что если они начнут лезть не в свое дело, я расквашу им нос или подожгу дом.

-- Сейчас вы монтируете «Солярис» с Джорджем Клуни в главной роли. Видели ли вы «Солярис» Андрея Тарковского?

-- Да, но мой фильм будет совсем не похож на тот «Солярис». Недавно в Нью-Йорке на меня напал фанат Тарковского и наорал на меня за то, что я снимаю новую версию «Соляриса». Так что я знал, на что иду, и никогда не пошел бы на это, если бы не был уверен, что мой фильм будет совершенно иным.

-- Каким же?

-- Сейчас я монтирую и еще не знаю, что получится. Но фильм будет очень странным, это точно... Там есть три-четыре эпизода минут по пятнадцать каждый, в которых не произносится ни одного слова. Для Голливуда это ненормально. Финал открытый, много абстрактных образов. Уж не знаю, как люди будут все это смотреть. К счастью, по голливудским стандартам, фильм не очень дорогой -- 46 млн долларов. Надеюсь, что любовная линия в фильме мне удалась, но вокруг нее столько разных необычных штук, столько необъясненного и необъяснимого, что я понятия не имею, сумеет ли кто-нибудь досмотреть его до конца. Мне самому любопытно.

Подпись к фото: Джулия Робертс и Блер Андервуд играют актеров в фильме внутри фильма. Их сцены, в отличие от основного материала, сняты с вызывающим голливудским глянцем