Традиционная акция закручивается в спираль, конечный диаметр которой пока просматривается слабо, но сулит стать грандиозным.

Новая культурная политика Пермского края заявила о себе в сентябре 2008-го выставкой «Русское бедное». Летом 2009-го Пермь уже заговорила о претензиях на статус культурной столицы. На невских берегах возникло аппаратное возмущение: указывали, что статус «наш, только наш», да снисходительно разъясняли: они там имели в виду, мол, переходящий титул «культурная столица Европы» -- ради рекламы.

Пока пермские журналисты хихикали над питерским «столичным» самомнением, случилось чудо. Петербург вспомнил о своей «отцовской» роли в рождении города на Каме (основан указом Петра, пославшего Татищева открыть медеплавильный завод) и части его важных институций (первый на Урале университет возник в Перми в 1916-м как отделение Петербургского университета в связи с частичной эвакуацией из-за первой мировой; Кировский балет, вывезенный в Пермь в Великую Отечественную, основал там хореографическую школу), чем опять нашел повод возгордиться. А Пермь приняла на себя роль примерной дочери, которая шагнула дальше родителя, но старается быть тактичной.

Мудрости хватило на главное -- не противостоять, а объединяться. Следующий виток спирали -- провозглашение в январе 2010-го «принципиально новой формы гуманитарного сотрудничества между городами», впоследствии оформившегося в соглашение «Культурный альянс Пермь -- Санкт-Петербург» и подписанного 9 июня. Фронтменами процесса стали министр культуры Пермского края Борис Мильграм в упряжке с руководителем музея современного искусства PERMM Маратом Гельманом и председатель комитета по культуре правительства Петербурга Антон Губанков. В июне фестиваль «Живая Пермь» принимал выставки и концерты невского края, теперь состоялась ответная гастроль.

В цитадель классики привезли не, предположим, Пермских богов, а современное искусство -- уже известное Петербургу и совсем новое (революционность не в каждом произведении, но в общем движении, а главное -- в осмысленности, извините, тренда). Пермский академический театр оперы и балета показал оперы «Христос» Антона Рубинштейна (вызвала любопытство) и «Один день Ивана Денисовича» Александра Чайковского (скептически скривились). Балет Евгения Панфилова -- постановки Casting Off/«Отторжение» и «Вальсы для помутненных рассудком» (бурные аплодисменты). «Театр-Театр» -- мюзикл «Доктор Живаго» на музыку Александра Журбина и премьеру «Дядюшкин сон»; обе Мильграма, ибо он еще и практикующий режиссер (приветствовали с неподдельным энтузиазмом). Театр «Сцена-Молот» под руководством Эдуарда Боякова -- спектакли «Коммуниканты», «Поэтический вечер Веры Павловой», «Чукчи» (недоумевали, но вежливо).

Музыкальные проекты оказались представлены «Детьми Выдры» Владимира Мартынова по Велимиру Хлебникову: овация длилась минут двадцать, триумфально завершив пермский период в СПб. Выставочная программа: посвященная Петру Субботину-Пермяку экспозиция «Пермский вариант футуризма как знак всемирной динамики» из собрания Пермской художественной галереи, инсталляция "Экспедиция" Михаила Павлюкевича и Ольги Субботиной, коллекция видеоарта «Видение», фотографии "Портреты неизвестных" Натальи Резник и Дениса Давыдова, проект Комара и Меламида "Выбор народа: Пермь, Санкт-Петербург", проект Пермского центра развития дизайна «Я люблю П» (на вернисажах было людно). Последняя -- про логотип города, разработанный Артемием Лебедевым и осваиваемый всеми желающими; торт в виде огромной красной П съели, не поморщившись, в Центре Курехина. На крыше которого сидел одинокий красный человечек из нашумевшего пермского квартета, в Петербурге его никто не заметил...

Увы, концерт репера Сявы («пермского гопника») из программы исчез, а «Евангельский проект» Дмитрия Врубеля оказался в офф-программе. Для официального форума, финансируемого властями, ограничения естественны.

Другое дело вкус местной продвинутой публики, который отличен от вкусов тутошней аудитории в целом. Так, поданная в качестве «острого» матерная обнаженка в «Коммуникантах» театралам показалась лишь скучной.

Другое дело, что проверить петербургских артдеятелей на подлинную свободу (трактуемую как художественное высказывание на актуальную общественную тему) уже долгие годы невозможно: нет серьезных проектов.

Другое дело, что народонаселение Петербурга в целом, как ни горько это признать, давно прекратило соответствовать бытующему на просторах бывшего СССР мифу о «культурных ленинградцах». В Филармонии даже иные старушки смеют разговаривать во время концерта; «продвинутой молодежи» хватает лишь на клубные вечеринки раскрученных исполнителей. Художественные акции довольствуются приглашенными на открытие друзьями и родственниками (это и есть наш «город маленький» и «слой тонкий»). Театры полны на антрепризах. Артхаус в кино проваливается совершенно.

Все это итог убийственного небрежения и прямого извода городской культурной среды, длящегося десятилетиями, в наши дни планомерно добравшегося до архитектуры. Дальше некуда.

В результате все злободневное загнано в резервацию, допускается преимущественно то, что трактует уже известное, апробированное, классическое (или пусть автор будет уже надежно мертв). Фасон лишь этой шляпки к лицу города. Забавно, но попытки обновить «шляпку» идут с головы -- усилиями Смольного (его Центром фестивалей и праздников); пока получается больше масштабно, чем осмысленно. Свежий пример -- устроенный в эти же дни проект «Медный всадник»: пяти-семиминутное чтение дайджеста градообразующей пушкинской поэмы на фоне черно-белой инсталляции, представляющей горячку Невы, выбрасывающейся из берегов на дворцы. Весьма скромный видеоарт, основной фишкой которого стал эффект «псевдо 3D»: зритель наблюдал за волнами, нарисованным Евгением и фотографическим царем на коне с «носа корабля», парящего будто в середине сценической коробки. Рядом с ней -- живопись Юрия Купера на тему города. Сеанс в Этнографическом музее длился четверть часа и собрал несусветные очереди -- 30 тыс. человек (билет по 200 руб.) посмотрело это беспрецедентное у нас и бесконечно разочаровывающее зрелище.

Пермские проекты такой рекламы не имеют; четыре выставки разместились в бывших промышленных зданиях, куда и пути-то еще неизвестны. Но в комфортном Музее связи среди картин Субботина-Пермяка и цитат из Василия Каменского («И я не стану удивленный, когда Пермь станет вдруг столичной, восторгом звонким упоенный Пермь назову футуристичной») я бродила совершенно одна. А ведь эта выставка,на мой, петербургский, взгляд, -- лучшая из привезенных.

Отличие пермской культурной революции от привычного Петербургу культурного подхода: у них современное искусство внедряется в толщу народа (и пусть спорят) -- у нас рассчитано на подготовленных людей. Подготовленные -- деятели культуры обоих городов -- собрались обсудить тему «Провокация как основа современного искусства». Местных пришло с десяток; увы, никто из них не был в последние годы в Перми.

Зазвучали взаимные упреки: «Ваши проекты -- голый пиар, а не искусство» -- «Питер занят одним лишь обслуживанием священных коров вроде Гергиева, Додина и Фокина»; «Вы вообще не пермяки, а москвичи» -- «В стремлении сохранить самость вы забыли, что Петербург создавался как открытый город, и превратились в консервы». Друг другу бросались в лицо слова-символы вроде «Мейерхольд», «Хромая лошадь», «Алексей Иванов»; понятия «деиндустриализация» (вот что, по сути, происходит сейчас в Перми), «83-й закон» (неправильный для быта культуры)...

Снобистские нотки, но и толковые доводы («фестиваль «Живая Пермь» кратно увеличивает количество посетителей и рабочих мест» или «провокация должна быть художественной») мешались со стереотипами в споре, который быстро перерос в крик. Что ж, малокультурно, зато искренно. Мне, профессионально наблюдающей застой в родном городе и ангажированной очевидным движением Перми, совершенно ясно: только совместные проекты и действия объяснят пермскую инициативу тем, кто действительно захочет этого.

Но и пермским товарищам надо «спуститься» до кропотливой пропаганды. Культуртрегерам и политикам иных регионов трудно воспринять новые принципы деятельности, требуемые современностью. В Петербурге до сих пор они не были артикулированы даже на властном уровне. Например, ни разу не звучало сказанное фактически в проброс, как само собой разумеющееся, Мильграмом: «Культура в России важнее нефти и никогда не кончится».

Впрочем, в рамках дней прошло «совещание с участием представителей аппарата партии «Единая Россия», ряда руководителей исполнительных органов государственной власти регионов России и деятелей культуры. На совещании обсуждался проект «Культурный альянс», который стартовал при активной поддержке «Единой России». Участники обсуждения рассмотрели позитивный опыт работы северной столицы и Пермского края...» Цитирую пресс-релиз, стиль которого -- из брежневских времен. Так сегодня выражается и мыслит большинство чиновников. И все же за год в «Культурный альянс» с Пермью и Петербургом уже попросилось чуть ли не два десятка городов страны. Им ставят условия (в частности, увеличить бюджет на культуру), их консультируют сотрудники созданного в Перми методического кабинета...

Станут ли все они «культурными столицами»? Не знаю. Однако одна заря сменить другую спешит. Объявлено: следующая встреча П и СПб произойдет в июне -- на фестивале «Белые ночи в Перми».