Коллега, арткритик, пригласил на выставку «Арт-Москва» -- осваивать, как он выразился, новое культурное пространство. Под выражением «культурное пространство» я, конечно же, понимаю совершенно не то, что арткритик. Я сразу же представляю себе огромный параллелепипед Центрального дома художника на Крымском валу, «культурные пространства» которого мне очень даже хорошо знакомы. Вот уже десять лет кряду одну неделю в году я хожу туда как на работу. Собственно не «как», а именно на работу -- в качестве экспонента книжной ярмарки Non/fiction (милости просим и в нынешнем году -- с 1 по 5 декабря, издательство «Время», стенд А2, как обычно).

И потому, едва я пересек вращающиеся деревянные двери-лопасти главного зала ЦДХ, как в моей голове две эти экспозиции -- книжная и художественная -- немедленно друг на друга наложились, образовав причудливую композицию -- вроде тех, которые получаются у Семена Файбисовича, когда он совмещает на одном фотоотпечатке канализационные люки и римские руины. И больше я от этой картинки отделаться не мог, разглядывал одну экспозицию как бы сквозь другую.

В одном выставки совпадают точно. Non/fiction десятилетие назад создавалась в противовес книжной попсе, которая к тому времени окончательно завоевала прилавок. Здесь, в ЦДХ, выставляются книжки для умных. И «Арт-Москва», по определению, тоже выставка для продвинутых -- «задвинутые» всегда считали и теперь считают, что современные художники их дурачат.

Субъектом художественной выставки окончательно стал не художник, а галерист. В книжном мире ему симметричен не писатель, а издатель. У издателя и галериста, конечно, легче проследить творческую стратегию, легче заметить и общие соблазны, которым они подвержены. Я их условно назвал так: соблазн «сериальности», соблазн «эротизации», соблазн «актуализации»... В подробности не вдаюсь, мне кажется, это очевидно и понятно всем.

Но один из соблазнов, которому подвержен современный художник, показался мне не столь очевидным, хотя и знаковым. Я бы назвал его соблазном вербализации.

Современный художник все более явно тяготеет к слову. Может быть, ему кажется, что «жечь» эффективнее все-таки глаголом. На стенах «Арт-Москвы» разместились целые книжки с картинками -- серии рисунков, в которых тексты стали неотъемлемой частью содержания. Это и «милицейская серия», и комикс о «таганском правосудии...

Дмитрий Шорин на картине с названием «Я тебя люблю» так просто словами и написал «Я тебя люблю». Хорошая картина, но вообще-то свои мысли и чувства живописцы традиционно старались доносить до публики иными средствами. Да, передвижники были сплошь литературны, сюжетны -- они кистью писали, по сути, реалистичные повести и романы. Вот и современный живописец, даже отказавшись от сюжета, литературности избежать не может -- многие лица, фигуры, образы, знаки на полотнах суть цитаты из масскульта, иероглифы для начитанных.

В издательском деле сегодня расцветает книга как предмет искусства -- небольшой тираж, роскошное рисование, дизайнерский изыск. Это не просто внезапно проснувшаяся тяга издателей к прекрасному, но еще и коммерческая реакция на появление опасных конкурентов -- электронные ридеры, полностью обезличивающие книгу-предмет, превращающие ее только в текст.

По «Арт-Москве» видно, что навстречу такой «охудожествленной» книге движется вербализованный артобъект. Видимо, скоро они встретятся, породив новый сегмент книжно-художественного рынка -- книги штучные, рукодельные, коллекционные, современные манускрипты.

Еще несколько признаков «книжности» современных артобъектов. В названиях работ художники либо договаривают словами то, что они недорисовали, либо догружают картину некими дополнительными смыслами, не вытекающими из изображения.

Прекрасный художник Кирилл Челушкин (точно знаю, что прекрасный, -- по книжным иллюстрациям) назвал свою работу как-то так: «Демографический взрыв в Китае и тактическая ракета средней дальности». (Точнее не вспомню, а в каталоге этой работы нет. Как, впрочем, вообще нет перечня экспонатов, а есть лишь список галерей. Что лишь подтверждает наблюдение о полной победе галериста над художником. Вообще же, на мой, издательский, взгляд, каталог получился бестолковый.) Рассматривая огромное, мастерски сделанное полотно Челушкина, вынужденно достраивая в голове его смысл «в свете названия», я подумал, что Кандинский был с публикой честнее: «Композиция №19» -- и привет. Правда, очень тронуло меня полотно, на котором кубинский художник Артуро Монтото изобразил одинокий винный штопор. Называется оно «Ждем как манны небесной». Привет Веничке.

Но иногда название срабатывает стопроцентно -- распахивает смысл работы. Представьте себе типовой стеллаж с десятками ячеек, в каждой из которых покоится либо стопка перевязанных бечевкой рукописей, либо несколько книжек, либо коробки с кинопленкой... Это «Колумбарий». Автор мог выбрать другой способ донесения смысла -- например, ввести в объект некую похоронную атрибутику. Но он выбрал слово -- и его оказалось достаточно.

Целая стена очень известной галереи завешана стебными коллажами, на которых рисованные персонажи с фотоголовами политиков совершают какие-то действия, иногда не вполне приличные. На входе -- словесное разъяснение: экспозицию не рекомендуется посещать людям с неустойчивой психикой, детям, беременным и т.п., так как она может задеть их религиозные, политические и прочие чувства. Конечно, я понимаю, что это отсыл к скандальному «Запретному искусству». Но согласитесь: для намека это как-то слишком громоздко, что ли...

На книжных ярмарках стеба, впрочем, тоже хватает. Но есть и интересное различие. Если многие издатели охотно презентуют пропагандистскую, сервильную, политически ангажированную литературу, то художники явно сторонятся государственного пафоса. И, видимо, монументальных полотен «Путин и музы» или «Медведев выступает на открытии инновационного центра в Сколкове» нам не дождаться. Разве что стебных. А вполне серьезные книги такого рода наверняка будут.

«Арт-Москва» занимала в ЦДХ два этажа. На первом собственно экспозиция, на втором -- выставка соискателей премии Кандинского за 2010 год. У второго этажа был свой куратор -- искусствовед Андрей Ерофеев. В книжном мире кураторство не практикуется. Оргкомитет Non/fiction выстраивает, разумеется, программу мероприятий, но на содержание экспозиции влияет слабо -- издатели рулят сами. И я пожалел -- впервые -- об этом, обойдя зал, собранный Ерофеевым. Внятно, глубоко, концептуально. Каждый экспонат -- содержательное и небанальное высказывание. И еще один комплимент издателя куратору: дополнительная информация об авторах и их работах, размещенная на стендах, тоже оказалась на редкость внятной, избавленной от птичьего языка искусствоведческой тусовки.

Попытался представить себе, как можно перенести эту практику на книжную выставочную почву. Ну хотя бы так, по аналогии: несколько стендов, на каждом из которых «книжный куратор» от собственного имени представляет лучшие книги года. «Сборная года» от (по алфавиту) Павла Басинского, Михаила Бутова, Льва Данилкина, Натальи Ивановой, Майи Кучерской, Андрея Немзера, Виктора Топорова, Елены Холмогоровой... Не списком в газете или на сайте, а именно наглядной, материальной книжной полкой. Артобъектом, если хотите. И снабдить каждую книжку выставочной табличкой с микрорецензией куратора.

«Арт-Москва» закрылась, а до Non/fiction еще месяц с лишним. Как сказал бы кубинский автор, ждем как манны небесной. А российский добавил бы: между первой и второй перерывчик небольшой. Но, может, кураторов успеем выбрать?