Новый сезон популярного абонемента Московской филармонии «Оперные шедевры» открылся оперой Оффенбаха «Сказки Гофмана» с эффектным интернациональным составом солистов, оркестром «Новая Россия» и дирижером Лораном Кампеллоне. Несмотря на то что это витиевато пышное сочинение в пяти актах есть в репертуаре московского театра «Геликон», у нас оно выглядит раритетом. Как раз из тех, что много идут на мировых сценах, плохо известны в Москве и становятся главным содержанием филармонической серии. «Сказки Гофмана» -- последняя партитура знаменитого автора оперетт -- многофигурная, многосюжетная, сложная композиция с шлягерными темами и куплетами. Музыкальная головоломка требует универсального вокального мастерства, артистической фантазии, много оркестрового труда и большой дирижерской воли. В Москве опера показана в научно реконструированной авторской версии, набравшей в мире уже большую популярность. Здесь партии трех возлюбленных главного героя поэта Гофмана -- Олимпию, Антонию, Джульетту, сливающихся в единый символический образ, -- поет одна певица, в данном случае нам хорошо знакомая лирико-колоратурное сопрано Лора Клейкомб. А партии всех злодеев, играющих дьявольскую роль в перипетиях поэтической любви, -- один певец. В Москве -- бас-баритон Эндрю Фостер-Уильямс. На этих двоих, а также на знаменитую шведку Малену Эрнман (превосходное меццо, партия Музы и Никлауса -- друга-хранителя Гофмана) возлагались главные надежды, оправдавшиеся, впрочем, отчасти. При всем тончайшем мастерстве Клейкомб не была во всех образах равно убедительной. Олимпию она спела эффектно, но с некоторой натяжкой, а в общем рисунке многозначной роли магия владения голосом, которой запомнилась Клейкомб еще несколько лет назад, просвечивала неотчетливо. Лучше других американке удалась Антония. Возможно, потому дирижер здесь несколько сбавил мускулистый задор. Еще, возможно, из-за того, что эксцентричные тона других эпизодов подчеркивали не столько редкую кружевную красоту, сколько не очень большую глубину чуть резковатого тембра.

Вообще эксцентрика и юмор в этом исполнении толком не дались никому. Даже красавица Эрнман -- словно Брунгильда в команде неукротимых лыжниц, зачем-то танцующая канкан, -- в первой новелле звучала и выглядела натужно. Нужно было потерпеть, чтобы красота ее темного экспрессивного голоса проявилась объемно и целиком. Лучше других лавировал между опорными пунктами партии Фостер-Уильямс. Он был силен и ровен во всех вокальных перевоплощениях и сумел, как лидер-профессионал, вовремя прибавить.

Четвертым номером в команде шел мексиканский тенор Артуро Чакон-Крус. Особенно больших ставок на него не делали, в этом смысле он и не разочаровал. Кровавую главную партию молодой последователь Рамона Варгаса, можно сказать, выстоял, показав и возможности голоса, и явную необходимость еще расти и набираться музыкального опыта.

Всю эту разношерстную компанию, надежно поддержанную местными силами на вторых ролях (Сергей Балашов, Дмитрий Скориков, Ксения Вязникова и другие), то и дело собирал, держал и уверенно вел к финалу Лоран Кампеллоне. Сперва он выглядел странно -- как будто Теодор Курентзис, который прямо со старта взял свою фирменную ударно-кульминационную, спрямляющую всякие углы ноту. Но в итоге показался даже убедителен -- в наведении на оффенбаховский плетень пышно-моложавых красок и темпов Кампеллоне ни на секунду не сбавлял обороты. Он прощал и слабину оркестрантам, и неповоротливость солистам, пока те немного нервно разбирались со своими партиями и голосами. Он вел свою команду бодро и весело, а когда привел к эпилогу, стало понятно, что все дошли, дошли хорошо, и не растеряли командный дух, что силовая манера совсем не всегда превалировала над детальным мастерством, что исполнение фантасмагории состоялось и было внятно и драматично.