Вчера 81-й сезон открыл Театр им. Вахтангова. Утром в зрительском фойе художественный руководитель театра Михаил Александрович Ульянов провел традиционный сбор труппы -- дежурное партикулярное мероприятие, на котором актерам обычно говорят комплименты и знакомят с теми премьерами, в которых они должны быть заняты.

С утра Ульянов дал очень спокойное интервью одному телеканалу. И ничто не предвещало дальнейшего развития событий. Но потом он вышел к труппе, взял в руки тонкую исписанную тетрадочку и тихим голосом прочел невероятный тридцатиминутный доклад. Поистине революционного характера. По внутренним театральным меркам, разумеется.

Он начал с того, что заявил: прошлогодняя постановка пьесы Уильямса «Ночь игуаны» провалилась. Несмотря на старания режиссера Сергея Яшина. Едва ли из уст какого-либо другого худрука можно было услышать при большом стечении публики признание провалом спектакля из репертуара. Две другие премьеры прошлого сезона -- «Сказка» Василия Сенина и «Ревизор» Римаса Туминаса -- были, напротив, признаны безусловными удачами. Ульянов говорил о том, что основа современного театра -- крепкая режиссура. И никакая пресловутая «вахтанговская школа», которую бережно «несет» перед собой вахтанговский театр как давно потускневшую хрустальную статуэтку, не оправдает слабых спектаклей. От ветхих обычаев следует освобождаться, сказал Ульянов и даже вспомнил чей-то афоризм: «Общество, ориентированное на традиции, умирает».

Так случилось, что Михаил Ульянов остался последним патриархом в кресле худрука московского театра, и пока еще от человека его положения и его авторитета никто не слышал подобных отповедей. Первые ряды в зале, где сидели ведущие актеры театра, настороженно слушали, на галерке началось легкое перешептывание.

Дальше -- больше. Ульянов начал каяться в том, что в свое время увел театр в неправильном направлении. Режиссеры, которые приходили на вахтанговскую сцену после Евгения Симонова -- Роман Виктюк, Гаррий Черняховский, Аркадий Кац, Петр Фоменко, -- не смогли найти общего языка с труппой и из театра ушли. Именно тогда, по признанию Ульянова, театр резко «покатился вниз»: была избрана тактика, при которой стало казаться, что лучше делать средние спектакли «своими силами», чем разрушать традиции. Эту ошибку, стоившую театру долгих лет творческого простоя (Ульянов называл около дюжины действительно никчемных спектаклей, тихо прошедших в репертуаре и ныне забытых), худрук взял на себя.

Однако Ульянов не только принял на себя вину, в которой его никто не посмел бы упрекнуть, -- он признал главную проблему существования репертуарного театра в современных условиях. Признал эмпирическим путем -- на собственных ошибках. В его зеленоватой школьной тетрадке с отточенными формулировками, в уверенном голосе и простых словах была сила человека, не побоявшегося высказать нелицеприятную правду.

Его слова «наша труппа не приняла режиссера» звучали как приговор, как диагноз отвратительному состоянию брожения, который характерен для большинства трупп академических театров, погрязших в рутине и интригах. «Актеры не приняли режиссера», говорил он, звучит так же капризно, как «у меня сегодня плохое настроение».

Михаил Александрович призвал актеров к терпимости. К пониманию необходимости перемен в творческом сознании. К отмене режима «террариума единомышленников». К осознанию того, что лучше иметь Госпремию и «Золотую маску» за авангардный и странный спектакль Владимира Мирзоева «Сирано де Бержерак» с Максимом Сухановым, чем слабый и бестолковый репертуар «в традициях вахтанговской школы».

Теперь Ульянов решил исправлять сделанные ошибки. «Нужны крупные режиссеры» -- эту фразу он несколько раз произнес тихо. Но казалось: прокричал.

Тем не менее первой премьерой будущего сезона станет «Царская охота» Леонида Зорина в постановке Владимира Иванова. Но потом петербуржец Григорий Дитятковский поставит сказку Гоцци «Король-олень», а Владимир Мирзоев -- «Короля Лира». Есть в планах вахтанговцев и мюзикл -- «Отверженные», но пока не найден режиссер. И теперь Михаил Ульянов уверенно говорит о том, что если режиссер не найдется, то не будет и спектакля.