Концертный сезон-2009/10 завершился закрытием на реконструкцию Большого зала Консерватории и большими сомнениями в том, что он откроется, как было обещано, через год -- к началу конкурса Чайковского, часть которого уже на всякий случай решено перенести в Санкт-Петербург. Эти события формально нельзя назвать итогами концертного года, но они таковыми, очевидно, стали: между количеством и качеством залов и музыки в городе установилось почти полное соответствие. И строго говоря, с закрытием БЗК мы ничего не потеряли: та культурная ситуация, которую он символизировал, давно перестала существовать.

Сегодня отношение к БЗК как к памятнику утраченным временам может быть схоже со взглядом на сохранение, скажем, старинных икон. И тогда идеальный вариант -- это законсервировать: накрыть стеклянным колпаком и не дышать. Но если для нас это не просто символ, а зал, необходимое для музыкальной жизни пространство, нужно, чтобы культурная ситуация сама его востребовала, причем в разумно реконструированном виде. Публика не тряслась бы за зал, а поддержала бы реконструкцию, если бы верила в ее мотивы и цели, в ясные представления ее заказчиков о том, что именно, для кого, в каком количестве, в каких условиях здесь будет звучать. В то, что музыкальному быту этот зал действительно зачем-то нужен. Пока же востребованным оказалось его закрытие.

Теперь в городе остается две большие площадки для классической музыки. Качественно реконструированный филармонический Зал Чайковского и новострой -- Дом музыки на Павелецкой. Он стоит как монумент сытой эпохе, когда жидкая заварка местной концертной практики подкрашивалась дорогими и громкими гастрольными проектами. Гастроли стали редки и не производят сокрушительного впечатления -- кончились не только баснословные гонорары, но и фамилии в списке потенциально продаваемых здесь звезд. Каждая новая -- давно на вес золота. Зал Дома музыки заполняется пестро, без признаков продуманной политики. Зал филармонии заметно выдержаннее в своих концепциях, хотя наполнение явно гипертрофированно: огромное количество концертов, абонементов, оркестров и ансамблей накладывается на скудный репертуар и краткий список одних и тех же дирижеров и солистов. Принципиальные события не просто вычленить из этого дня сурка.

По двум концертным адресам жизнь демонстрирует умеренное богатство. Оркестры-грантообладатели исправно заполняют календарь, и публика привыкла к тому, что так формируется концертная жизнь. Но реальное ее содержание обеспечивает всего нескольких игроков.

Одинокий лидер в области менеджмента -- Филармония. В отличие от других концертных организаций она смогла устроить в прошлом сезоне не один, а несколько сильных проектов. Такой же бесспорный лидер среди оркестров -- Плетневский РНО. В Москве нет никого, кто способен похвастать таким же высоким уровнем не только отдельных событий, но всего сезона целиком. Без единого проходного концерта, со смыслом и качеством в каждой программе. От фестиваля на сцене Большого театра до программ с приглашенными дирижерами (Валисием Петренко, Инго Метцмахером, Владимиром Юровским) и собственных плетневских выступлений. Другие симфонические мэйджоры запоминаются в лучшем случае одним-двумя концертами (и те зачастую оказываются с Теодором Курентзисом за пультом -- он один из немногих принципиальных для московского сезона дирижеров).

В разделе камерных оркестров первым по степени неординарности программ, их творческой осмысленности и музыкальной ценности остается Рудинский оркестр. Но у него все же другой -- именно камерный -- формат и нет запаса прочности и возможностей больших оркестров. На этом реально влияющие на вид московского сезона имена и названия заканчиваются. Есть еще фигуры с большим или меньшим запасом популярности, но их роль в сезоне скорее дополнительная.

Кроме проектов РНО и филармонических абонементов, особенно замешанных на музыкальном импорте, серьезно выглядела интрига ощутимого присутствия в Москве дирижеров пятерки Большого театра. Они появлялись на местных сценах в разной степени импозантно, причем не только с оркестром Большого театра. И всякий раз возбуждались страсти. Но только одна программа стала сенсацией -- возвращение Александра Лазарева к подопечным Большого, 30-минутная овация и счастливые, усталые, довольные лица. Музыкальное содержание почти заменила энергия победного возвращения. Концерт прошел в самом начале сезона и сыграл важную роль: растерянный после ухода Александра Ведерникова оркестр не ушел в протесты и забастовки, а сезон как-то сразу приобрел событийные черты. Дальше ничего подобного в сюжете «новые дирижеры Большого» не происходило. Но никто и не мог всерьез ожидать, что почтенные «возвращенцы», будь то Лазарев или Василий Синайский, теперь таки назначенный главным дирижером Большого театра (к чему «дирижерской коллегии» еще придется приспособиться), принципиально изменят профиль и смысл концертной практики. Она строится по остаточному от мирового сезона принципу и мало что можно с этим поделать.

Именно по этому принципу нам достались программы вроде концерта в БЗК Ицхака Перлмана или романсового вечера Анны Нетребко. Вырванные из собственного -- мирового -- контекста, они ни грамма не прибавили ни к местному концертному профилю, ни к нашим представлениям об этих музыкантах. Так же Москве перепало блистательное концертное исполнение «Итальянки в Алжире» Россини итальянской командой. Но этот проект, хотя и был прихотью менеджера, не замеченного в других победах на классическом рынке, обернулся стопроцентной удачей. Россиниевский стиль как будто притянул за собой далекий контекст, а заодно потопил «Севильского цирюльника» в Театре Станиславского и Немировича-Данченко. Спектакль провалился потому, что после «Итальянки» его нельзя было слушать.

Другая большая оперная премьера -- «Воццек» в Большом -- вытащила на себе весь скудный оперный сезон. А Курентзис оказался единственным участником «большой пятерки», поработавшим в оркестровой яме. И, несмотря на то что, едва начав, он умудрился спровоцировать скандал в оркестре, который еле удалось погасить, все в итоге прошло как нельзя лучше. Но главной работой Курентзиса в Москве оказался все-таки не культовый Берг, а малоизвестный Сибелиус (мы-то думали, его застолбил за собой Плетнев) в концерте с тяжеловесным НФОРом. Нечаянная радость. Никто не ожидал такой тонкой работы в таком толстом месте.

Последний из дирижировавших в Москве членов «пятерки» -- Владимир Юровский -- задал сезону-2009/10 нервно-интеллектуальную ноту еще прошлым летом: премьерой оперы Мартынова в Лондоне, которую яростно не приняла британская публика. У нас по этому поводу случилась большая общественная дискуссия. В Москве Юровский тоже выступил не без интеллектуального шика и сыграл с Плетневским оркестром Шнитке. Причем не просто так, а мягко переформулировав о нем многие мысли. Но, по сути, ни Мартынов, ни Шнитке (даже хорошо освеженный) в Москве не могут взорвать ситуацию.

Между тем уплотнение концертной практики после закрытия БЗК может многое изменить. Мы до сих пор привычно полагали, что жизнь состоит из больших событий в больших залах, которых должно быть много. Но все вышеперечисленное и сколько-нибудь содержательное вполне поместилось бы в один филармонический зал и еще осталось бы место для новых идей. Уплотнение -- повод для менеджеров их отработать: в структурах абонементов, в гастрольных проектах, в расстановке акцентов, в разумном выборе того, что лишнее, а что принципиально важное, в способах адресной коммуникации с публикой, в отчетливо буксующей репертуарной политике. И так «большой филармонический сезон» уже утрачивает монополистские позиции, а интерес публики смещается в сторону маленьких залов, новых имен, частных инициатив. Этот процесс уже происходит. И в новом сезоне интересных и важных событий на небольших, даже непривычных площадках с участием не надоевших имен, новых музыкантских объединений и в рамках не затертых концепций станет заметно больше. Нас ожидает серьезная и живая «частная» музыкальная жизнь, важно только ее не пропустить.