Знаменитый оперный фест проходил в 31-й раз и, как всегда, был очень интересен. Во-первых, в Пезаро возобновили «Золушку» в постановке Луки Ронкони с американским тенором Лоуренсом Браунли в роли Принца (вторая после Флореса звезда бельканто, поющая в «Метрополитен»); во-вторых, сыграли премьеру первой сценической оперы Россини «Деметрий и Полибий» с чудесным басом Мирко Палацци (Полибий), будто специально предназначенным являть на сцене немыслимых красавцев трагического толка.

Главным открытием стал дебют молодого маэстро Микеле Мариотти, ровесника фестиваля (тоже 31 год). Талант Мариотти обнаружился не вчера -- несмотря на несолидный возраст, он уже два года руководит оркестром болонского театра «Комунале», сменив здесь таких мэтров, как Риккардо Шайи и Даниэле Гатти. Его отец -- Джанфранко Мариотти, интендант фестиваля, -- долго скромничал, боялся предъявлять сына на фесте, который создал и сделал самым престижным музыкальным форумом Италии. Немедленного приглашения Микеле в Пезаро потребовал патриарх россиниведения маэстро Альберто Дзедда, артистический директор фестиваля. Впрочем, Мариотти-младший в представлении не нуждается: с прошлого сезона главные немецкие и французские театры наперебой предлагают ему контракты на постановки «Севильского цирюльника» и прочих опер творцов бельканто. В Пезаро ему доверили реабилитировать «Сигизмунда», оперу с репутацией «провалившейся навсегда».

Стоит провести параллель с Байройтом, куда этим летом вихрем ворвался и взорвал старческие устои вагнеровского царства, свежо и чисто прочитав «Лоэнгрина», другой молодой музыкант -- Андрис Нелсонс. И Нелсонс, и Мариотти не входят в плеяду дирижеров-интеллектуалов вроде англичан Даниэля Хардинга и Эдварда Гарднера или Теодора Курентзиса, еще молодых, но очень амбициозных ученых маэстро. Те идут от престижа партитуры -- лучший Моцарт, Стравинский, Берг, Бриттен, Рихард Штраус. Главное для них -- блеснуть университетскими знаниями, а не особой музыкальной чувствительностью. Не факт, что Россини или Чайковский, которые по степени популярности у публики не уступают Малеру и Бергу, им по плечу. Мариотти же относится к музыке Россини так, будто она вчера написана. (Равно как к Чайковскому -- Нелсонс, что блестяще исполнил Патетическую симфонию в Люцерне с 20-минутной стоячей овацией обычно равнодушных ко всему на свете швейцарцев.) Мариотти с удовольствием переносится во времена Россини, когда маэстро был любимой игрушкой горделивых примадонн и капризных теноров. Он чутко слушает певцов, знает, когда приглушить духовые, чтобы не фонили при солирующем голосе, а когда (если на сцене ничего важного не происходит) струнным нужно дать полную свободу. Каждую минуту он смотрит на артистов, понимая, что они и он, так же как он и оркестранты, одно целое. Для культуры бельканто эти качества куда важнее, чем умение вчитывать в партитуру немереные смыслы.

Что же касается «Сигизмунда», который в XX веке ставился на сцене и записывался считанные разы, то это еще одна гордость пезарского феста. Пусть частично забывчивость потомков к наследию Россини справедлива (маэстро сделал ошибку, доверившись бездарному либреттисту Джузеппе Фоппе), но музыка и вокал, когда мы их услышали, оказались достойны сильно запоздавшего возобновления. К слову, в коллекции опер Россини, которые за 31 год успели поставить на фестивале, осталось всего три лакуны: до сих пор не увидели света рампы в Пезаро «Аделаида Бургундская», «Кир в Вавилоне» и «Аврелиан в Пальмире». Остальные оперы плюс всевозможные вокальные сочинения малой формы вроде «Свадьбы Пелея и Фетиды» (возникла в этом году) в Пезаро уже прозвучали.

Сюжет «Сигизмунда», виновник провала оперы в венецианском театре «Ла Фениче» (1814), на самом деле не блещет ни логикой, ни увлекательностью. Действие происходит в Польше. Коварный царедворец Владислав (его поет популярный россиниевский тенор Антонино Сирагуза) наговаривает королю Сигизмунду (переодетая в мужчину гениальная итальянская певица и актриса Даниэла Барчеллона) на королеву Альдимиру (русская сопрано Ольга Перетятько), обвиняя ее в неверности. Королеву приговаривают к смерти. Это все в предыстории, а начинается опера с того, что король перестает есть и спать, усомнившись в справедливости казни. Между тем бедной женщине удалось спастись, и она скрывается под чужим именем, надеясь вернуть мужа и престол. В финале после многочисленных перипетий супруги воссоединяются, а злодей и его приспешница идут в тюрьму.

Постановщиком выступил венецианец Дамиано Микиэлетто со своей постоянной командой (сценограф Паоло Фантина и художница по костюмам Карла Тети). В общем, им удалось спасти историю от краха. Сигизмунда поместили в лазарет для душевнобольных, оформленный в стилистике начала XX века, окружили его сумасшедшими (великолепно кривляющиеся мимы), а несчастную его жену нарядили в прелестный костюм сестры милосердия. Ну а второй акт, где появляется отец Альдимиры, венгерский король, и происходит развязка, разворачивается в помпезной зале с витражами в деревянных рамах. Вторая после Мариотти звезда «Сигизмунда» -- Барчеллона, фантастическая певица, обреченная судьбой вечно исполнять мужские роли. Ее «сумасшедший» Сигизмунд хорош невероятно. Но, конечно, общий успех спектакля слегка омрачили традиционные «бу» молодым постановщикам -- старикам-меломанам режиссерское решение не понравилось. Нашлись даже зрители, покинувшие театр и выбросившие свои дорогущие билеты через 20 минут после начала.

Есть еще один повод сравнить Пезаро и Байройт. Со следующего года фестивальные власти в Пезаро пообещали упорядочить ситуацию с билетами, введя официальные листы ожидания по примеру Байройта. Дело в том, что фанаты Россини, ежегодно не пробивающиеся в зал, так как спрос на билеты значительно превышает предложение, а театрик крохотный, хотят попасть туда любой ценой. Но если в Германии билеты на Вагнера втридорога все-таки можно достать, то в Италии в скромном и нетуристическом городке Пезаро купить билеты с рук почти невозможно. И чем дальше, тем хуже -- не для Россини, а для его поклонников, конечно. Кстати, специалисты уже подсчитали, что доход от нынешнего фестиваля в три раза превзошел расход -- небывалое дело. Акции Россини в Пезаро растут и растут. Великий итальянец подсиживает великого немца.