Время новостей
     N°119, 09 июля 2010 Время новостей ИД "Время"   
Время новостей
  //  09.07.2010
Некуда-2
О романе Алексея Слаповского «Поход на Кремль»
«Некуда» называлась моя рецензия на роман Михаила Успенского «Райская машина» (см. «Время новостей» от 17 марта). Согласно Успенскому, человечество (все население Земли, какой она представлена в «футурологической» фантазии, дьявольски похожей на нашу реальность) обречено шагать по одной дороге -- в рай. Для этого, впрочем, потребна финальная суперкатастрофа, спроворенная насмешливыми потусторонними агентами судьбы, но, по сути, старательно (хоть и бессознательно) подготовленная всеми землянами. Как безумными и бесчеловечными конструкторами очередного «дивного нового мира», так и теми, кто позволил задурить себе головы, так или иначе поддался на взаимопротиворечащие соблазны, утратил (часто того не замечая) навыки нормального существования и сопротивления смертоносным химерам.

В «Поэме бунта» (подзаголовок новой книги Алексея Слаповского -- М., «АСТ», «Астрель») и речи о каких-нибудь ангелах, демонах и прочих фантастических существах нет. Под занавес вопреки ожиданиям многочисленных персонажей (и плохо знающих эстетику Слаповского читателей) никакого взрыва не случается. Напротив, два случившихся чуда -- самое обыкновенное и мнимо нарушающее природные законы -- не взвинчивают сюжет, но споспешествует его и без того назревшей аннигиляции. Действие локализовано в столице нашей родины (хотя вполне могло бы параллельно по сходному сценарию развиваться и в других центрах цивилизации). Текут народные массы (конечно, не все поголовно москвичи и гости столицы, но очень многие) всего лишь в Кремль. (Впрочем, в уверенности, что завершится их поход исполнением всех желаний его многочисленных -- каждый со своей грезой -- участников, наказанием порока, торжеством добродетели и, коли вдуматься, преображением осточертевшей реальности. То ли не рай?) Зато описанию этого похода (и его ближайших причин) отдана не последняя главка (как у Успенского), а, как честно обещает название, весь роман.

Людская лавина потекла по столичным магистралям к центру в результате типового преступления: милиционер так «толкнул» безвинно угодившего в обезьянник и решившегося там качать права юного поэта (одновременно юриста), что тот умер. Мать убитого, держа на руках сына, отправляется в путь. Рядом с ней друзья погибшего. Скорбное шествие превращается в политическую демонстрацию. Прирастает случайными встречными. Порождает невероятные слухи, мгновенно облетающие город. И вот со всех концов столицы к Кремлю устремляются новые и новые людские потоки. Трагедия прирастает фарсами: находятся желающие упокоить близких на Красной площади. Стычки, разборки, случайные выстрелы, сами собой закручивающиеся провокации. Бессилие мелкого начальства... Подключение к делу известных оппозиционеров... Захват случайно подвернувшегося министра в заложники. Податливость милицейских и военных кордонов... Выдача козлов отпущения, приводящая к парадоксальным результатам: милиционер, угробивший мальчика-поэта, не растерзан толпой, но движется в первом ее ряду -- он ведь не виноват, его заставили быть таким и он спросит с тех, кто таится за кирпичной стеной. Никакого крысолова-флейтиста нет, но совершенно по-цветаевски «все идет» (десятки выразительных и запоминающихся портретов, десятки лихо закрученных микросюжетов -- страшных, забавных, диких, трогательных, кровавых). Идут за правдой, за счастьем, за компанию, потому что другие идут и, конечно, потому что надоело. Каждому свое, но надоело непереносимо.

И кое-кому из засевших в Кремле тоже. Во всяком случае обреченному отвечать за все начальнику, которого циничный помощник, придумавший клички для вершителей судеб державы, именует Доктором Вебом. И когда толпа без напряжения (отдельные трупы, истерики, обмороки, тревоги не в счет) докатится до Красной площади (войска лишь имитируют «оборону»), люди не только увидят на трибуне мавзолея весь цвет империи (рядом с властителями -- спортсмены, артисты, шоумены и прочие культ-випы), но и услышат речь Доктора Веба. Что-то подобное мечтал сказануть с высокой трибуны соратникам самый главный (легко узнаваемый «дорогой Леонид Ильич») в давнем романе Слаповского «Я -- не я». Но, как ни накипело, не рискнул. Пришли иные времена, и Доктор Веб режет правду-матку: «Я удивляюсь, как вы раньше сюда не пришли в массовом порядке! Давно пора! <...> Пусть рухнет эта бессистемная система круговой поруки на крови и деньгах <...> Каюсь, виноват! Но виновны и они, завравшиеся, зарвавшиеся и заворовавшиеся! Да и вы, если честно, тоже хороши! <...> Почему вы не откликались, когда я звал, не отвечали, когда я спрашивал? <...> Долой понятия, да здравствуют законы! За Родину -- против системы!

Доктор Веб выкрикнул этот заветный лозунг, который он уже не один год носил под сердцем, и вскинул руку в приветствии. Он ждал взрыва голосов.

Но все по-прежнему молчали». (Может, не зря самый главный в оные годы постеснялся признаться, что уже приехали?)

Народ на Красной площади безмолвствует, потому что надоело кричать «Надоело!». Надоело же потому, что единство двинувшихся к Кремлю масс было мнимым, а энтузиазм -- чисто отрицательным. Здесь стоит вспомнить, наверно, лучший (хоть и недооцененный) роман Слаповского 2000-х «Они». Там речь шла о всеобщем взаимоотчуждении, о мастерстве изобретения «виноватых» (зачастую и впрямь совершающих неблаговидные поступки), о нарастающей ненависти к «ним» -- не важно, инородцам или милиционерам, бомжам или олигархам, очкарикам или дебилам. «Поход на Кремль» случился из-за того, что «частные» ненависти, обычно направленные на разных «их», вдруг суммировались. Иногда в таких случаях бабахает революция, ответственность за которую несут все -- в первую голову близорукая и безответственная власть. Иногда же беда откладывается. Но вовсе не потому, что власть являет собой образец прозорливости и ответственности. Просто усталость и безверие перевешивают отвращение от жизни и жажду справедливости (мести).

У Слаповского Красная площадь пустеет после того, как один из героев, услышав от возлюбленной, что она беременна, заходится криком «Сы-ы-ын!». (Чудо обыкновенное.) От этого крика оживает якобы убитый юноша. (Чудо почти обыкновенное -- автор поминает летаргический сон, кататоническое состояние, кому и проч.) Тут-то все и вспоминают о своих личных делах, заниматься коими надлежит дома, а не на площади.

И правда, что может быть важнее частной жизни? А если она еще и честная, то большего и желать нельзя. Ага. Естественно радоваться чуду зачатия и чуду воскресения, только не оживут от того те, кого угробил (так или иначе) безумный день похода на Кремль. И причины, из-за которых якобы вдруг ошалела наша древняя столица, никуда не делись после того, как опустело предмавзолейное пространство. И речь Доктора Веба при всех претензиях, которые к ней можно и должно выдвинуть, смысла не утратила. Увы и ах. Похмельная оторопь (и что ж я начудесил?) не тождественна умственному и духовному прозрению. Возвращение в стойло не равно обретению чувства дома. Не надо быть адептом революции, чтобы радоваться революции несостоявшейся. Отменившей себя не потому, что найден лучшей вариант обустройства общества и воспитания личности, а потому что двигаться вообще некуда. Разве что в рай.

Андрей НЕМЗЕР
//  читайте тему  //  Круг чтения