25 июня исполнится 60 лет со времени начала в 1950 году корейской войны. Она шла три года и завершилась перемирием. Его заключили 27 июля 1953 года командование северокорейских и китайских войск с одной стороны и с другой стороны командование сил ООН, включавших войска США, Великобритании и еще 14 стран. СССР тоже негласно участвовал в войне, направив в Маньчжурию летчиков. Они сражались с американцами на истребителях с опознавательными знаками армий КНР и КНДР. В боях погибли 110 советских пилотов. Военные потери всех сторон составили свыше 2,1 млн человек, потери мирного населения на Севере и Юге Кореи -- около 3 млн человек.

Размышлениями о корейской войне и воспоминаниями о том периоде с «Временем новостей» поделился старший научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН Роальд Савельев. Он выпускник Института стран Азии и Африки при МГУ и историко-филологического факультета Пхеньянского университета в КНДР. В 1960-е годы работал вторым секретарем, в 1980-е годы -- советником по политическим вопросам посольства СССР в КНДР. Позже был избран вице-президентом Общества российско-корейских культурных связей.

Он написал десятки исследований по корейской проблематике и вопросам безопасности в Северо-Восточной Азии. А начал нашу беседу Роальд САВЕЛЬЕВ с совета правительствам обоих государств решить мирным путем конфликт вокруг гибели 26 марта этого года южнокорейского корвета «Чхонан». Южная Корея обвиняет в трагедии, унесшей жизни 46 моряков, своего северного соседа.

-- Нужно, чтобы корейцы Севера и Юга проявили разумный подход, причем первым снизить накал полемики мог бы Сеул. Опытные военно-морские специалисты говорят, что поспешные ангажированные выводы в этом деле неуместны. Увязывать технические и политические аспекты этой проблемы тем более неприемлемо, если стороны хотят выяснить истину.

Вообще же гибель «Чхонана», а также многие другие чрезвычайные конфликты на Корейском полуострове порождены жестокой и масштабной национальной междоусобицей, вошедшей в историю под названием корейская война.

-- Роальд Васильевич, в 1950 году вам было 20 лет. При каких обстоятельствах вы узнали о начале этой войны?

-- Я тогда отучился год из положенных двух в Киевском Краснознаменном командном училище. Оно готовило офицерские кадры. Нам, как и всей стране, дали официальную версию: войну развязали «южнокорейские марионетки» американцев, которые их к этому подтолкнули.

Северяне быстро взяли Сеул и дошли до Пусана, но в войну вмешались американцы. В октябре под их натиском пал Пхеньян, и новостей о войне стало меньше. Поговаривали, что армия северян разгромлена. Потом мы узнали, что на стороне КНДР выступила армия Китая в лице китайских народных добровольцев, а к лету 1951 года мы начали догадываться, что ни одна из сторон не добьется преимущества.

Нас в училище война коснулась так: пришла команда проводить тактические учения ночью. Китайцы и северокорейцы широко применяли тактику ночных боев, и наше начальство посчитало, что этот опыт надо изучать. И мы почти полгода совершали ночные марш-броски с полной выкладкой и по снежному насту до полуметра глубиной. По окончании в 1951 году училища я служил в европейской части СССР, служил напряженно и события в Корее воспринимал как нечто очень далекое.

-- Что же вас с Кореей сблизило?

-- В 1955 году по рекомендации командования я в звании старшего лейтенанта поступил в Военный институт иностранных языков. Приемную комиссию попросил позволить мне совершенствовать немецкий язык. К тому времени я знал его отлично, учил в школе и в Германии, где прожил три года с отцом-военным. Но в комиссии мне ответили: «У вас есть немецкий, и прекрасно -- теперь будет второй иностранный язык, восточный». И предложили на выбор китайский, корейский и урду. Китаистов к тому времени уже наплодили множество, потом они, бедные, в первые годы советско-китайского отчуждения без работы сидели. Урду от моих интересов был очень далек.

И я выбрал корейский. У преподавателей была тогда такая крылатая фраза: «Нам надо, чтобы вы хорошо знали русский, а иностранному мы вас научим». Штудировали мы корейский по четыре часа в день, плюс к этому, конечно, военные дисциплины. Все шло отлично. Но через год Никита Сергеевич Хрущев начал сокращать армию на 1,2 млн человек, и нам предложили или демобилизоваться, или идти в военкоматы писарями. На наше счастье при МГУ создали Институт восточных языков, теперь Институт стран Азии и Африки, и я пошел туда на второй курс.

-- Итак, это был 1956 год. Кто были ваши учителя?

-- В основном российские корейцы. Историю преподавал Михаил Николаевич Пак. Он, кстати сказать, северокорейский режим на дух не переносил, поскольку знал, как и многие его товарищи, что Ким Ир Сен еще в 1953 году репрессировал группу направленных ему Москвой в помощь советских корейцев. В годы корейской войны их обвинили в шпионаже в пользу американцев и «марионеток», да и вообще во всех смертных грехах.

Корейский язык в Институте восточных языков в таком объеме, как в военном институте, не давали, но зато я многое узнал об истории, философии, культуре Кореи. А осенью 1957 года представилась возможность поехать на учебу в КНДР по обмену. Отъезжавших приодели за счет государства в сотой секции ГУМа. Ехали поездом около десяти дней, в китайском Шэньяне наш вагон прицепили к северокорейскому составу, и мы направились в Пхеньян.

-- Следы прошедшей войны были еще заметны?

-- Видны были сильные разрушения в приграничном с Северной Кореей китайском городе Даньдун. Хотя армия КНР официально в корейской войне не участвовала, американцы бомбили этот город. Позже я узнал, что там базировалась воевавшая с ними авиадивизия прославленного аса Великой Отечественной войны Ивана Никитича Кожедуба. Но во время войны и в Москве, и в Вашингтоне делали вид, что советские в Корее не воюют.

Первый северокорейский город на нашем пути -- приграничный Синыйджу тоже весь в руинах стоял. Мы, когда границу переехали, увидели много водоемов типа больших прудов и спросили у проводников, зачем они нужны -- рыбу разводить или для полива? Проводники сказали, что это воронки от американских бомб.

Поезд прибыл на большущий пхеньянский вокзал, построенный китайцами. Их же рабочая сила строила и посольство СССР. Во время войны наши дипломаты работали в землянках, а потом, когда американцы прижали северян к границе с Китаем, -- в Синыйджу и Даньдуне. Когда я приехал, то в столице КНДР была отстроена только центральная улица с правительственными зданиями, соединявшая площади Ким Ир Сена и Мао Цзэдуна. Остальное, и это спустя четыре года после войны, -- пустыня, результат американских ковровых бомбежек.

Университет имени Ким Ир Сена, куда меня зачислили на второй курс, тоже здорово пострадал, но корейцы его восстановили. Забегая вперед, скажу, что я вместе с двумя советскими товарищами и еще студентами из Китая, Румынии, Албании, Монголии и, конечно, корейскими студентами участвовал в восстановительных работах. В нашем посольстве сказали: решайте сами. И мы камни ворочали, дома строили, дороги -- из пролетарской солидарности, иначе корейцам было бы стыдно в глаза глядеть. Работали так несколько месяцев, с раннего утра до обеда. С трех часов дня -- лекции, сидишь, а глаза слипаются.

-- После этого корейцы, наверное, начали вам симпатизировать?

-- Да, оброс знакомствами. Тема корейской войны, конечно, присутствовала. Больше всего мои северокорейские собеседники клеймили не южан, а американцев. Но поскольку отношения складывались доверительные, то приходилось слышать интересные вещи, отличные от официальной версии. Один из знакомых (имени его и сейчас не назову) рассказал, как лидеры КНДР, сидя в землянке во время поражений осени 1950 года, в глаза ругали Ким Ир Сена за провал попытки объединить страну военным путем, хотя Ким Ир Сен в то время уже был, можно сказать, непререкаемым авторитетом.

Но не надо так понимать, что мои знакомые вот так все прямо говорили. К примеру, я знал, что город Кэсон, где теперь совместная индустриальная зона Севера и Юга, отошел к КНДР после завершившего корейскую войну перемирия 1953 года. И соответственно, спрашивал: «Кэсон долго под южнокорейцами был?» «Был-то, был, -- отвечали мне. -- Но потом мы им так врезали, что он нашим стал». Таких рассказов было много.

-- Теперь северяне еще меньше знают о той войне, чем тогда. Как это объяснить?

-- В сентябре 1950 года передовые атакующие части северян в результате инчхонской операции американцев были отрезаны, окружены, разгромлены, взяты в плен. Из плена тоже возвращались без большой охоты, потому что боялись кары за невыполнение приказа победить любой ценой. Так что участников наступления осталось мало, а сейчас их еще меньше. Если такой выживший свидетель что-то лишнее говорил, то «органы» его быстро засекали и отправляли на зону.

-- Когда вы впервые побывали на Юге?

-- В 1995 году. Тогда в Военной академии в Сеуле проходила конференция, где обсуждали возможность возникновения военной ситуации на Корейском полуострове. Меня всем показывали: «Вот он на Севере был». Выступил я с докладом, и американец, один из содокладчиков, вдруг начал меня обнимать: «Спасибо за поддержку». Дело в том, что южане считали, будто северяне все свои силы сейчас сосредоточили вдоль демилитаризованной зоны, чтобы повторить атаку 1950 года, а мы с американцем утверждали, что они этого не сделали с учетом опыта корейской войны, из опасений фланговых ударов.

-- Когда у вас сложилось четкое представление об ответственности одного из -- или обоих -- корейских государств за развязывание войны?

-- В МИД СССР, когда я там работал в 1960--1970-е годы, официальная версия начала войны не обсуждалась -- попробуй там поговори. Хотя представление о том, что войну начал Ким Ир Сен, было у меня и раньше, более или менее ясная картина сложилась только после прихода в Институт Дальнего Востока в 1993 году. Я считаю так: удар первыми нанесли северяне, но войну подготовили обе стороны. Ведь это была не просто агрессия Севера против Юга, а гражданская война между двумя государствами с целью объединить страну и навязать свои приоритеты и ценности. Тогдашний южнокорейский диктатор Ли Сын Ман в этом смысле Ким Ир Сену ничуть не уступал и еще до войны не единожды грозил выгнать его вместе с армией в коммунистический Китай. К тому же за год до начала корейской войны южане и северяне начали меряться силами в локальных боях, в которых с каждой из сторон участвовало до роты и более.