Для тех, кто не знал, что главный режиссер Московского театра им. Пушкина Роман Козак тяжело болен, сообщение о его смерти стало шоком, впрочем, и те, кто знал, этой новостью были убиты. Козак репетировал до последнего, премьеру «Бешеных денег» со звездным актерским составом сыграли только что, в мае, и вдруг этого могучего черноглазого красавца, буквально накануне его 53-летия не стало.

Роман Козак возглавлял Театр имени Пушкина девять лет, до того театр долго трепало, говорили о проклятии Таирова, когда-то именно здесь изгнанного из созданного им Камерного. Теперь, казалось, Пушкинский успокоился, стал работать стабильно, в его репертуаре появились хиты. Козак, уже много лет преподававший в своей альма-матер -- Школе-студии МХАТ, -- приглашал в театр своих лучших учеников, давал им главные роли, превращал в звезд. Но, несмотря на все видимые успехи, должности, десятки постановок в России и за рубежом, Романа Козака давние театралы любили прежде всего за его первые легендарные спектакли в студии «Человек».

Тогда, в середине 80-х, козаковскую компанию молодых мхатовских актеров, однокурсников, любимых учеников Ефремова, обожали. Они составляли живописнейшую группу -- дружелюбные, остроумные, талантливые -- мастера неофициальных капустников и разнообразных затей. Бог знает, творили они из своей жизни спектакли или наоборот, но первая постановка Козака в студии "Человек" -- "Чинзано" по Петрушевской -- из саркастического сюжета про трех алкашей превратилась у них в историю о мгновениях счастья и полной свободы в дружбе. О том, как, собираясь вместе, друзья забывают обо всем и снова чувствуют себя мальчишками -- играют, дурачатся и подначивают друг друга. Название вермута "Чинзано" тогда для понимающих заменило целое понятие, о старинном близком друге говорили: "У нас такое с ним было "Чинзано"!"

В еще одном знаменитом спектакле Козака по обэриутам "Елизавета Бам на Елке у Ивановых" лучшими тоже были насмешливые и легкие куски. Для этой постановки такой же мхатовец, а теперь художник по костюмам Павел Каплевич сочинил милицейский плащ из бюстгальтеров, а свой же актер-композитор Егор Высоцкий пел песню "Хочу лежать с любимой рядом, а на работу не пойду". Компания вызывала в подкисшем театральном кругу завистливый восторг и щеголяла славой веселых гуляк, хотя, вероятно, это было не так. У Козака даже в лермонтовском "Маскараде", поставленном в ненадолго созданной им Пятой студии МХАТ, зазвучал любимый мотив: здесь речь шла о том, как безжалостно раскидало прежнюю компанию. Казалось, Арбенин, Казарин, Шприх, Звездич прежде были однокашниками. Собираясь вместе, они вспоминали былое и начинали дурачиться, а потом, не сговариваясь, вдруг затягивали любимую песню. Но чуть за порог, и вот -- клевета, зависть. Трагедия Арбенина начиналась с предательства самых близких друзей. В последних работах Романа Козака тоже чувствовался этот мотив -- тоска по прежнему дружескому кругу. Чувствовался не столько в самих спектаклях, сколько в том, как он подбирал актерские команды для своих постановок.

Оставаясь главрежем, Роман продолжал играть (когда-то он окончил именно актерское отделение Школы-студии), но, играя, как будто сохранял внимательный и изучающий взгляд режиссера. Пять лет назад для себя и Константина Райкина Козак поставил «Косметику врага» Амели Нотомб, тогда вспомнился другой давний его спектакль-дуэт -- легендарные мрожековские «Эмигранты» студии «Человек», где Роман играл со своим другом-однокурсником Александром Феклистовым. И в том, и в другом спектакле рядом с взрывными, непостижимыми партнерами Козак казался оплотом нормы и разума, человеком стабильным, с внятными и убедительными поступками. Вероятно, таким он и был, что и подарило короткий период покоя возглавленному им театру. Что будет с многострадальным Пушкинским теперь без Романа Козака -- представить себе невозможно.