«Обрыв» Адольфа Шапиро и обликом, и смыслом апеллирует к прошлому, точнее, к его образу, запечатленному в романе Гончарова. Врубив в самом начале группу «Рамштайн», режиссер резко монтирует музыку со стерильной картинкой -- за открывшимся занавесом обнаруживается выбеленная солнцем деревянная усадебная лестница, похожая на античный амфитеатр. И стоящая справа от этого распахнутого вширь «корабля» массовка вполголоса запевает тургеневское «Утро туманное, утро седое...».

Сочиняя свой роман, вызвавший при жизни автора полемику в окололитературных и общественных кругах, Гончаров с пунктуальностью ученого вглядывался в героев пореформенной России. Его интересовал социальный статус Марка Волохова, карикатурного анархиста, занимающего у всех деньги и развращающего Веру -- усадебную барышню с принципами. Влекла к себе, как зеркало, фигура художника-дилетанта Райского, не знающего, куда применить свои таланты. Обременив своих героев страстями, Гончаров вглядывался через них в Россию и в свое время, которое пугало нашествием «грядущих хамов». Похоже, и Шапиро, строя с художником Сергеем Бархиным свой изысканно лаконичный спектакль, надеются: хамов сюда не пустят, храм искусства останется сверкать вершиной, и среди хаоса устоит патриархальная русская семья. В шатком равновесии между красотой прошлого и ломкой настоящего, которое фиксирует этот «Обрыв», есть два прямо противоположных полюса -- хрупкая бабушка в исполнении эфросовской музы Ольги Яковлевой и злой нигилист Волохов недавнего выпускника Школы-студии МХАТ Артема Быстрова.

Переписав роман в пьесу, Шапиро оставил только «волжскую» его часть, вынеся за скобки петербургскую любовь Райского к кузине и его занятия живописью. Так что повествование начинается с того раннего утра (художник по свету Глеб Фильштинский резко маркирует смену времени суток и планы -- из слепящего белого света мы попадаем в теплый желтый или в сумеречно рассеянный), когда Борис Райский (Анатолий Белый) ставит чемодан у ног бабушки. Длинную экспозицию -- с главными и второстепенными «игроками» будущей драмы -- Шапиро намеренно не сокращает: так и в романе несколько параллельных линий описывают свойства страсти у разных социальных, возрастных и психологических типов. Любит без памяти свою блудливую Марину (Кристина Бабушкина) ревнивец Савелий (Валерий Хлевинский) -- и бьет вожжами за измены. Чахнет без сбежавшей жены старый друг Райского, учитель Леонтий Козлов (замечательная работа Игоря Хрипунова). Безмятежна в своих чувствах к будущему жениху младшая внучка Марфенька (Надежда Жарычева). Соблазняет Райского, как умеет, местная femme fatale Крицкая (Дарья Юрская играет идиотку с нежной душой и плохим вкусом). Любит незнакомца, стреляющего на дне обрыва из ружья, свободолюбивая и принципиальная Вера (приглашенная из «Школы драматического искусства» Наталья Кудряшова). Не без греха оказывается и высоконравственная бабушка, которую будущий муж застукал в молодости с Титом Никонычем (Станислав Любшин). Вся эта карусель страстей закручивается вихрем вокруг Веры -- и поворотный круг сцены показывает нам отвесную изнанку усадьбы, место ее свиданий с Волоховым.

Ближе к финалу любовные страсти накаляются прямо-таки как в телеромане, пока не наступает кульминация -- истерика Веры, на коленях умоляющей Райского пустить ее к Волохову. Высоко на галерее, у самых колосников, происходит решающее признание, после которого Вера сбегает по лесенке вниз, навстречу своему желанному падению.

В чистой, едва ли не символистской партитуре спектакля разыгрываются вполне подробные жанровые сценки. На фоне отстраненной манеры Яковлевой и сдержанной Кудряшовой красавец Райский поедает настоящий завтрак, а Марфенька с женихом (Олег Савцов) играет в настоящие городки. Местного председателя, вышедшего у Николая Чиндяйкина вылитым Лужковым, разоблачают за взятки, а дурашка француз (Кирилл Трубецкой) сообщает, что в огород забралась коза.

Взявшись за «Обрыв», Шапиро не «редактирует» материал в соответствии с временем. С поправкой на полтора века, но его так же мотает между ностальгией по ушедшей красоте и иронией по отношению к этому мифу, так же захватывает тревожная коллизия между прошлым и пугающим настоящим. Уезжая в финале из имения, Райский с трудом отводит взгляд от семьи, живописно расположившейся на деревянных ступенях «амфитеатра». Но это вряд ли тоска по уходящей натуре и уж точно не оптимистичный взгляд в будущее. Скорее шаг над обрывом, по одну сторону которого победоносно рычит индустриальный рок, а по другую -- допевают «Утро туманное».