Анна Коблова девять лет танцует в кордебалете Большого театра, но, бунтуя против рутины классики, находит дополнительные способы реализовать свои возможности. Она много раз участвовала в Мастерских новой хореографии, которые проходили в Большом театре, когда балетом руководил Алексей Ратманский. Сотрудничала с хореографом Натальей Широковой в рамках того же проекта и после -- уже вне стен родного театра. И наконец решила сама попробовать поставить спектакль -- на себя. У нее получился не балет, не современный танец, не контактная импровизация -- скорее драматический моноспектакль.

Идею использовать текст Саши Соколова «Школа для дураков» ей подкинула художница Галина Попова, которая представляла в Зверевском центре свою графику -- собственно, иллюстрации к роману. Проекции графических работ Поповой и стали сценографическим оформлением спектакля Кобловой. В качестве музыкального сопровождения был использован живой саунд Алексея Борисова и Ольги Носовой.

Последний раз «Школу для дураков» в Москве показывал в 2009 году Андрей Могучий. Это был его старый спектакль, когда-то сделанный в Германии, потом перенесенный в Россию для фестиваля «Балтийский дом» и завоевавший и здесь и там море наград. Главными героями романа Соколова являются, как известно, язык, слова, текст, гипертекст, но Могучего такие изысканные материи не заинтересовали, и он вычленил из постмодернистского сновидческого сюжета живых людей и вывел их на сцену. Ученика спецшколы для умственно отсталых с раздвоенным сознанием играют два человека, которые ходят парой и постоянно ссорятся. Ранее был спектакль Евгения Каменьковича, где роман оживал в смене вполне реалистических картинок с вполне живыми людьми, но он давно не в репертуаре.

Коблова пошла качественно другим путем -- решила стереть человека, растворить многоликого героя и его адресатов в черно-белой картинке, но сохранить целостность и неприкосновенность текста. Ее спектакль называется «Нимфея», так как использован не весь роман, а только его первая часть. Из первой части мы успеваем узнать, что живет на свете такой странный человечек, который учится в спецшколе и страдает необычным заболеванием -- ему кажется, что он растворяется в красивой природе. В диалоге, который местами превращается в трио, терцет или квинтет голосов, участвуют учителя, директор школы, дворники, чиновники воображаемых министерств и всякие случайные люди разных профессий. Все персонажи каким-то образом пересекаются на некоей даче, описанной в бунинских тонах.

Никакого действия на сцене не происходит -- только смена плоских картинок и мелькающая на их фоне тоже плоская фигура чтеца. Бабочки, стрекозы, лилии, вагоны, географические карты, железнодорожные схемы, провода, собаки, домики текут по человеку, смывая его, растворяя в себе. И больше ничего -- только зудящий, как рой насекомых жарким летом, электронный саунд, часто стихающий, чтобы дать позвенеть тишине. Недостатки у этого иллюстрированного способа читки есть, хотя декламировала Коблова очень внятно и артистично (полтора часа читать прозаический текст наизусть без единой помарки и с авторской интонацией -- это уже подвиг для балетного артиста) и рисунки Поповой очень красивые, но, видимо, зритель устает от статики быстрее, чем от действия. Час десять было бы лучше полутора часов, но когда человек дебютирует, да еще в неопределенном жанре, так трудно остановиться.