Три вечера подряд в сквере напротив «Ударника» торговали пивом, сидели на траве, слегка бесчинствовали, томились от зноя, играли на пиле, на пылесосных шлангах, ходили на ходулях, пугали белеными лицами, перьями, металлоломом и громкой музыкой, сыгранной преимущественно на духовых и ударных инструментах.

Сотрудники окрестных офисов жалуются: из-за грохота нельзя было работать. Зато из-за того же грома на музыкально-пивной огонек с многочисленными лавками, зонтиками, дюжиной туалетных кабин, сценическими площадками и большой концертной сценой запросто заходили: мамаши с колясками, мужики с пакетами, расслабленные подростки, почему-то пара клерков, голоногие девицы, старички, старушки, местные растаманы (последователи радостной ямайской религии «раста») и японские туристы.

Два алкоголика спорили про какой-то барабан -- «конго» это или «бонго»; один говорил, что бонго -- это остров, другой, что конго -- это озеро, и как звать барабан, не решили. Прочие слушали все, включая выступление главных звезд -- ямайской группы Skatalites, которая начала играть религиозно-праздничную музыку «ска», когда великий Боб Марли еще ходил пешком под стол. Skatalites появились на Болотной не в полном составе (кто-то не получил визу, кто-то поломал ногу), но это не помешало им очаровать полусонную от жары и приобретшую ямайские черты аудиторию.

Здесь была музыка, выходящая за рамки большинства форматов шоу-бизнеса -- мало нужная на радио и совсем не нужная на ТВ. Впрочем, ее любят в иных клубах. Это буйные миксы, где зубодробительные капли африканского, цыганского, восточного фольклора и ошметки реггей или джаза составляют «новую городскую музыку» -- макабрически развесистый шансон городских подвалов, скверов и окраин.

Ее исполнители ведут жизнь бродячих менестрелей. Бельгийская Think of One разъезжает по Европе на переделанном под сцену автобусе. Отменные румынские цыгане Fanfare Ciocarlia в промежутках между концертами играют на свадьбах и похоронах -- в сто раз бодрее, гнусавее и виртуознее Горана Бреговича. Финский профессор Робин Де Ван на городских тротуарах устраивает сеансы «резонанс-терапии», используя для того австралийскую басовитую трубу «диджериду» -- настоящую или сделанную из шланга. А петербуржец Алексей Петродворецкий то работает с оркестром Юрия Темирканова, то в окружении листвы, травы, бычков и лавочек играет на ручной пиле «Мурку» или «Маленькую ночную серенаду».

Два уличных театрика порадовали «Болото» не слишком музыкальными, но сумасбродными представлениями. Особенно понравились французы Materia Prima. Бельгийский La Fanfare Zoublistanaise («Оркестр Зублистана») познакомил с фольклором своей вымышленной страны -- с фанфарами, горловым пением, звериным рыком и человеческими стонами (в Зублистане они, понятно, зовутся песней). Зублистан -- страна кочевая, она «везде, где дышит дух Зублистана». И на Болотной три вечера пахло не Русью, а чем-то очень ароматным. А значит, пересадку на московскую почву свободного зублистанского духа, в котором хорошо слышны нотки демократизма, левого либерализма и мультикультурализма (многие называют этот дух европейским), можно считать удачной.