Влиятельный марсельский мафиози Шарль Матеи (Жан Рено) по ряду более чем убедительных причин решает отойти от дел и посвятить себя семье и простым пенсионным радостям. Но его планы разбиваются вдребезги под автоматными очередями неизвестных, обстрелявших автомобиль Матеи на подземной парковке. «А врач потом все цокал языком и, удивляясь, пули удалял»: всего в туловище бывшего гангстера их застряло ровнехонько 22. Но ни одна в итоге так и не оказалась смертельной: довольно скоро Матеи встал на ноги, худо-бедно освоил стрельбу левой рукой (правая все-таки вышла из строя вполне безнадежно) и отправился на поиски своих убийц. Они оказались гораздо ближе, чем можно было предположить: бойню на стоянке скоординировал еще один марсельский крестный -- Тони (Кад Мерад), с которым Матеи некогда делал первые шаги в преступном мире и которого вообще почитал за родного брата.

Пожалуй, самое удачное здесь -- это название, под которым фильм Ришара Берри (по основной профессии актера, а с недавних пор осваивающего еще и режиссуру) вышел в интернациональный прокат. «22 пули» -- титул строгий и собранный, предельно конкретный, вызывающий немедленные аналогии с такими выдающимися образцами жанра, как «Сорок винтовок» Сэма Фуллера или «Семь мечей» Цуя Харка, и дающий уверенность, что хотя бы одно из щедро развешенных по здешним стенам ружей выстрелит больше одного раза. Стреляют здесь и вправду преизрядно, но вот со всем остальным все совсем не так замечательно. «Бессмертный» -- уже второй из вышедших на экраны с начала года криминальный боевик, которыми продюсер Люк Бессон занимался в свободное от штамповки минипутских приключений время: незадолго до «Бессмертного» свет увидел восхитительный в своей аморальности фарс «Из Парижа с любовью» Пьера Мореля с Джоном Траволтой и Джонатаном Рис-Майерсом, который был несерьезен настолько, насколько это вообще возможно для фильма с таким зашкаливающим количеством трупов, и парадоксально оказался одновременно ксенофобским и космополитическим. История же пуленепробиваемого Матеи вполне сознательно подается как типично внутренний продукт, пусть и произведенный в основном по американским технологиям. Это сработало: в первый же уикенд фильм Берри собрал на родине 18 млн евро и фактически стразу же окупился.

Пожалуй, в отечественном прокате «Бессмертный» тоже не провалится -- после ставшего воистину народным «Леона» Рено у нас любят немногим меньше, чем когда-то Бельмондо или Депардье, и в отличие от заокеанской аудитории воспринимают не только как типичного носатого француза, который забавно грассирует на подхвате во всякой ерунде вроде «Годзиллы» или «Розовой пантеры». Но успех этот -- что во Франции, что у нас -- является, пожалуй, не подтверждением достоинств собственно картины, а результатом хитрой оптико-психологической иллюзии. Когда смотришь «Бессмертного», то видишь не столько тот фильм, который в данный момент проецируется на экран, сколько то кино, которое подсознательно желаешь посмотреть. И перед глазами предстает не обескураживающе прямолинейная история, лишенная и намека на неожиданные повороты, вторичная по отношению как к конкретным фильмам, составляющим золотой фонд гангстерской классики, так и к жанру вообще и до неприличия пафосная нередко на пустом месте (то есть тот «Бессмертный», который и получился в итоге у Берри). А сознательно собранный и суровый боевик, очищенный от всего лишнего (вроде детективных хитросплетений), ни на миллиметр не отклоняющийся от безупречного, раз и навсегда установленного канона французского криминального фильма.

«Бессмертный» начисто лишен вполне уместной в данном сюжете метафизики: если в фильмах вроде бурмановского «В упор» (1967) история чудом выжившего бандита, решившего отомстить своим убийцам, неизбежно перетекала в призрачное «путешествие с мертвецом» по не до конца ясно какому свету, то у Берри чудесное спасение расстрелянного Матеи не более чем чисто медицинский курьез. И тем не менее под еле сдерживающим критические залпы кевларом истории-одноходовки отчетливо чувствуется биение абсолютно живой сердечной мышцы. А кровь, однажды пролитая, не высохнет уже никогда.