Название последнего полнометражного фильма Стеллинга «Ни поездов, ни самолетов» (1999) подсказано, как ни странно, Хемингуэем. Как-то раз, отвечая на просьбу менее опытного коллеги помочь с названием новой книги, Хемингуэй спросил: «У вас в книге будут барабаны? Нет? А фанфары? Тоже нет? Прекрасно! Вот и назовите «Ни барабанов, ни фанфар». В картине Стеллинга действительно нет ни поездов, ни самолетов, ни барабанов, ни фанфар, зато есть драгоценные подробности повседневного существования и необыкновенный визуальный юмор, всегда бывший фирменным знаком этого голландского режиссера. Стеллинга знают в России давно: его первые картины показывали на Московских кинофестивалях еще в советские времена. Помимо «Ни поездов, ни самолетов», в программу нынешней ретроспективы в Киноцентре на Красной Пресне вошли как фильмы Стеллинга, уже ставшие классикой («Иллюзионист», «Стрелочник», «Летучий голландец»), так и его последние эксперименты с коротким метром («Зал ожидания», «Бензоколонка»). По случаю ретроспективы режиссер приехал в Москву, поселился в гостинице «Украина» в том самом номере, откуда CNN в свое время снимало пальбу по Белому дому, и каждый день после очередного фильма смиренно раздает автографы поклонникам. Сегодня это случится в последний раз. Перед отъездом на родину Йос СТЕЛЛИНГ дал интервью Алексею МЕДВЕДЕВУ.

-- За минувшую неделю для московских любителей кино вы стали настоящим кумиром. Что для вас значит такая реакция зрителей?

-- Сам фильм по себе -- это только полдела. То, что привносит с собой каждый зритель, также становится составной частью картины. В итоге может получиться нечто такое, о чем режиссер мог только мечтать. Хотя иногда реакция зрителей смущает меня. Вчера я был во власти очень странных чувств. После показа моего фильма «Ни поездов, ни самолетов» я раздавал автографы, и вдруг раздался голос девушки: «Скажите мне, что он не умер» (речь идет о главном герое фильма, который в финале кончает жизнь самоубийством. -- А.М.). Я обернулся и увидел, что она плачет. Мне стало не по себе -- такая безграничная власть над чужими эмоциями мне ни к чему.

-- В финале «Ни поездов, ни самолетов» все ясно -- герой умирает, так что обнадежить девушку нечем. Но вообще-то вы, кажется, любите неоднозначные финалы. Допустим, когда герой «Стрелочника» застывает на своем ложе из мха, кажется, что он не умер, а просто впал в зимнюю спячку, и весной его ожидает пробуждение.

-- Больше всего на свете я люблю, когда у фильма плохой конец, вызывающий добрые чувства. Если у фильма счастливый финал, я чувствую себя обманутым. В конце концов жизнь тоже кончается плохо. Что же касается «Стрелочника», то главного героя можно уподобить насекомому. Зимой все насекомые умирают, но весной бог весть откуда появляются мириады новых. Так что финальная сцена не о судьбе отдельного человека, а о непрерывном круге жизни и смерти.

-- В ваших фильмах попадаются блестки несравненного юмора, но в целом почти все они кажутся глубоко пессимистичными.

-- Как и сама жизнь. В возрасте 30--40 лет, когда лучшие годы жизни уже позади, каждый из нас встречается с мыслью о неизбежной смерти. И тогда мы ищем выход -- какую-нибудь неожиданную козырную карту, которая поможет нам с этим справиться. Это может быть религия, кино, работа 24 часа в сутки. Большинство людей на Западе непрерывно работают только потому, что боятся думать. Для меня жизнь -- непрерывное прощание, рассказать о котором можно только с юмором. Юмор -- это один из наших козырей, но это также и стена, с помощью которой мы можем защититься от мира. Кроме того, это серьезный фактор коммерческого успеха, как секс или насилие. Юмор открывает сердца: если мне удалось вас рассмешить, я могу делать с вами все, что душе угодно. И если потом я скажу что-нибудь ужасное, то это будет ужасным по-настоящему.

-- За последние два года вы сняли две короткометражки для альманаха «Эротические истории». Они настолько остроумны, настолько близки к жанру чистой комедии, что хочется спросить: не собираетесь ли вы снять обычную комедию, которая имела бы массовый успех?

-- Никогда. Я бы не смог. Дело в том, что мой юмор нуждается в драме. Стоит вам создать драматическую ситуацию, и комические нюансы появляются прямо из воздуха -- надо только посмотреть на героя со стороны. Но юмор ради юмора -- это нелепость. Тогда у вас получится одна из идиотских немецких комедий, в которых людям приделывают длинные носы.

-- Расскажите о вашем следующем проекте. Говорят, он связан с Россией?

-- Да, хотя реальная история, на которой основан сценарий «Душки», к России отношения не имеет. Ее рассказал мне мой друг Отто, австрийский журналист. Вокруг Вены много лагерей для беженцев, построенных еще во времена «холодной войны». В наши дни их использовали для размещения людей, спасающихся от балканской войны. Один из обитателей такого лагеря позвонил Отто и сказал: «Я -- Душко. Мы встречались несколько раз». Отто понятия не имел ни о каком Душко, но все же пригласил его на домашний ужин. Душко остался на год. В конце концов Отто купил два билета -- один обратный, а другой только до Сараево -- и отвез его на родину, чтобы доказать, что война уже кончилась, и он может вернуться домой. Там-то я и встретился с Отто. Он рассказал мне, как попал сюда, и сообщил, что Душко выкрал у него обратный билет и уже вернулся в Вену, а он остался в Сараево без денег и в полном отчаянии. Я сразу же сказал: «Мы должны сделать из этого фильм, я хочу знать все подробности».

-- Так при чем же здесь Россия?

-- У меня есть русский друг, актер-любитель, он точная копия Душко. Поэтому я решил пригласить его сыграть в моем фильме и поменять Сербию на Россию. Я познакомился с ним на фестивале в Санкт-Петербурге. Он попросил у меня приглашение на банкет в каком-то ночном клубе для новых русских и успокоил, что раз я гость фестиваля, меня и так пропустят. Когда я пришел в ночной клуб, меня, разумеется, не пустили. Только после получасовых переговоров между охраной и организаторами мне удалось попасть внутрь. Мой русский друг был уже там: он стоял у роскошно накрытого стола и уже собрал целую коллекцию всевозможных угощений. Но он никак не мог остановиться и продолжал укладывать на край тарелки какие-то бутербродики. Я пригляделся: с другого края тарелки не умещавшееся угощение падало в бокал вина стоявшей рядом женщины. Так я нашел своего героя.

-- Герои вашего последнего полнометражного фильма «Ни поездов, ни самолетов» -- братья. Один из них -- знаменитость, другой -- прозябающий в безвестности неудачник. Вы производите впечатление удачливого человека -- респектабельный европейский режиссер с чувством юмора, вполне уверенный в себе. Какой из братьев вам ближе?

-- Я всей душой с младшим братом. Слава меня не интересует, правда. Лучшие свои часы я провожу дома -- один или с самыми близкими людьми.

-- Как с такими взглядами на жизнь заниматься кино -- общаться с сотнями людей, ездить на фестивали, давать интервью?

-- Очень трудно. Честно говоря, с меня уже хватит. Сейчас я возвращаюсь домой и хочу как следует отдохнуть. Иначе получится, что я только объясняю, что делаю, не делая при этом ровным счетом ничего.