В середине платформы «Парк культуры», где утром 29 марта взорвалась вторая по счету террористка-смертница, целый курган живых цветов, свечи и листки бумаги со скорбными стихотворениями о весне, которая для погибших так и не наступила. И о священной войне, в которой стоят плечом к плечу и павшие, и живые.

Что это за священная война, не поясняется. Возможно, автор имел в виду вселенское противостояние добра со злом. Но противник -- те, кто взорвал себя, и те, кто их подготовил и направил, -- всячески подчеркивает, что все это делается именно в рамках совершенно конкретной «священной» войны за торжество «чистого» ислама на Северном Кавказе и -- шире -- во всем мире. Поэтому и у потерпевшей стороны -- в данном случае у обыкновенных мирных москвичей -- закономерным образом оформляется ощущение участия в боевых действиях.

С одной стороны, это ровно то, к чему призывают политики, генералы и чиновники: усиливается общественная бдительность. Оказывается, мы на войне. Значит, надо в любой момент ждать удара, внимательно следить за безопасностью своих близких и своей собственной, не расслабляться и ежеминутно помнить о существовании угрозы. Если это ощущение на самом деле возникнет, оно сможет сделать куда больше для противостояния террористам, чем любые государственные меры по усилению охраны правопорядка.

С другой стороны, есть проблема противника. Понять в нюансах, кто конкретно стоит за взрывами в метро, сложно даже людям, профессионально занимающимся проблемами Северного Кавказа, -- что говорить о «срезе общественного мнения». Когда Израиль атаковали смертники «второй интифады», общественность страны отдавала себе абсолютный отчет в том, кто взрывает себя вместе с десятками ни в чем не повинных обывателей и чего этим хочет добиться. Даже когда самолеты врезались в манхэттенские башни, Соединенные Штаты быстро сообразили, откуда и кем нанесен удар, хотя официальная версия атаки «Аль-Каиды» до сих пор многими ставится под сомнение и действительно обладает некоторым количеством явных брешей. Когда террористы атаковали Мадрид и Лондон, все также было более или менее понятно.

Во всех случаях угроза приходила извне. Хотя в Израиле есть собственное арабское мусульманское население, чтобы понять, кто в любое мгновение готов притащить «живую бомбу» в место скопления людей, достаточно посмотреть телетрансляцию постоянных митингов в Палестине, на которых тысячи людей в зеленых повязках требуют уничтожения Израиля.

Кто же противостоит мирным россиянам в войне, на которой они в очередной раз оказались в минувший понедельник? Силовики сразу же обозначили Северный Кавказ как источник проблемы терроризма -- положа руку на сердце это и так ясно любому, кто пусть даже пару раз в неделю краем глаза смотрит новости федеральных каналов. «Террористы» и «Северный Кавказ» настолько прочно слиты в смысловое единство, что, пожалуй, даже в том случае, если бы в России вдруг появилось какое-то иное террористическое подполье помимо кавказского, общественному мнению пришлось бы сделать над собой усилие, чтобы привыкнуть к такому повороту событий.

Но на Северном Кавказе ведь нет многотысячных демонстраций под зелеными знаменами, требующих уничтожения российского государства. Наоборот, в Грозном собираются десятитысячные митинги местной молодежи, которая воодушевленно выражает поддержку президенту Чечни Рамзану Кадырову, а тот в свою очередь подчеркивает свою полную и безусловную лояльность по отношению к России и российскому руководству. Руководство в ответ отправляет на Северный Кавказ все новые дотации.

Тем не менее террористы устойчиво ассоциируются с Кавказом в этническом смысле и с мусульманами в смысле конфессиональном. Публичное молчание официального конфессионального руководства только подчеркивает элементарное рассуждение, возникающее в головах миллионов жителей страны: да, не все мусульмане террористы. Однако практически все террористы, участвовавшие в наиболее резонансных терактах последних нескольких лет, -- мусульмане.

Для того чтобы этот силлогизм не вылился в по-настоящему массовую, разрушительную исламофобию, мало повторять спасительную мантру «ислам -- религия мира». Но и ее не было слышно всю минувшую неделю, в течение которой, казалось бы, представители Духовного управления мусульман и именитые исламские богословы не должны были вылезать из телевизора, объясняя, что те, кто идет на кровопролитие, идет против бога и рискует, что его поклонение будет отвергнуто. Видимо, духовенство сочло, что после сделанного их «заблудшими» единоверцами уместнее будет хранить вежливое молчание.

Лояльные северокавказские лидеры (во главе с г-ном Кадыровым) и респектабельные представители диаспор просят не ассоциировать террористов с их этническими группами. Но есть некоторые сомнения в том, что общественное мнение реально готово увидеть в них союзников. Общественное мнение не эксперт и не политолог, оно формируется опытом миллионов обычных живых людей. И ему известно о сотнях тысяч этнических русских, покинувших Северный Кавказ в 1990-х и ставших изгнанниками в собственной стране, о погибших во время войн. О том, сколько бывших боевиков служит теперь в российской милиции. О том, сколько стычек на национальной почве еженедельно происходит в российских городах, где сформировались устойчивые кавказские сообщества. Все это в совокупности почва, на которой семена страха, посеянные взрывами, могут дать могучие всходы открытой ненависти.

«Считаю, что наши средства массовой информации не должны вносить раскол в общество по вопросу борьбы с террором, иначе мы ослабнем и из нации, которая только возрождается, превратимся в месиво, -- сказал президент Дмитрий Медведев на недавнем совещании в Махачкале. -- Невозможно противопоставлять борьбу с бандитами жизням обычных людей. Это безнравственно, это просто гадко, этого нет ни в одной цивилизованной стране мира, которая пытается бороться с терроризмом... И второе -- то, что не связано с информацией, но то, что связано с тем, что задевает любого человека, -- это терминология. Это очень чувствительная тема. Надо, чтобы все понимали, что здесь, на Кавказе, -- не только понимали, а использовали соответствующий терминологический аппарат -- живут такие же наши люди, граждане России, а не выходцы с Северного Кавказа. Это не иностранная провинция, это наша страна. Здесь живет и огромное количество, подавляющее большинство нормальных, честных, приличных людей, и бандиты. И в других частях нашей страны живет огромное количество нормальных приличных людей и тоже бандиты живут. Мы должны использовать правильные термины, мы должны говорить корректно и ни в коем случае не должны оскорблять людей».

Президент сказал, бесспорно, правильные вещи. Но нынешняя Россия куда ближе к «месиву», чем к "возрождающейся нации": едва ли найдутся люди, которые считают, что у них есть общая национальная идентичность, к примеру, с бывшим боевиком, несколько лет сражавшимся с федеральной армией, а теперь делающим успешную карьеру в МВД Чечни. Да и этому милиционеру, если у него спросят о национальной идентичности, вряд ли придут в голову общие ценности единой страны.

За несколько недель до теракта в Москве молодые спортсмены из Чечни, приехавшие на соревнования в Питер, расстреляли из травматического пистолета милиционера, который спросил у них документы. Если бы очевидцам этой сцены сказали, что преступники -- «наши люди и граждане России, а не выходцы с Северного Кавказа», они бы скорее всего восприняли это как провокационную ложь. Как определить врага, с которым воюет страна, не задеть одновременно чувства населяющих ее этнических групп и конфессий и не превратить при этом необходимую политкорректность в гигантский общественный раздражитель, пока не понимает никто. Но если эти задачи не определить, «месиво» станет только гуще.