В преддверии визита Владимира Путина и Дональда Туска в Катынь секретарь Совета по охране памятников борьбы и мученичества Республики Польша (эта должность равнозначна посту министра) Анджей ПШЕВОЗНИК, отвечающий за подготовку визита с польской стороны, дал интервью обозревателю «Времени новостей».

-- Господин Пшевозник, как в Польше отнеслись к инициативе российского премьер-министра пригласить в Катынь премьер-министра Польши?

-- Я воспринял эту инициативу очень хорошо. Сам факт того, что премьер-министр Российской Федерации приедет в Катынь, чтобы почтить память убитых НКВД весной 1940 года польских офицеров, -- это, без сомнения, большое событие. А то, что он сделает это совместно с премьером правительства Республики Польша, делает данное событие особенно значимым. Я не преувеличу, если скажу, что это будет историческая встреча, которая для всего процесса выявления правды о катынском преступлении и увековечения памяти о его жертвах будет иметь символическое значение.

Это первый руководитель Российской Федерации, который посетит Катынский лес и почтит память польских офицеров. Я думаю, пользуясь случаем, стоит подчеркнуть, что в апреле 1990 года, когда власти Советского Союза в первый раз опубликовали сообщение ТАСС, в котором ответственность за катынское преступление возлагалась на НКВД, а генерал Ярузельский получил копию списка польских офицеров и полицейских, содержавшихся в лагерях НКВД в Осташкове, Козельске и Старобельске, казалось естественным, что генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев почтит память жертв, покоящихся в Катынском лесу. Однако он этого не сделал. Через 20 лет, уже в другой действительности, руководящее лицо России появится в Катыни.

-- Какова программа неофициального визита президента Польши 10 апреля?

-- Президент Республики Польша будет находиться в Катыни с частным визитом. Программа пребывания предполагает участие в торжественной службе на кладбище в Катыни и почтение памяти жертв преступления НКВД, затем совместный обед с семьями жертв преступления, объединившимися в федерацию катынских семей, которые приедут на могилы своих близких, а также проведение короткой встречи со смоленской польской общиной.

-- С момента создания мемориалов в Медном и Катыни там никогда не было храмов каких-либо конфессий. Вы считаете, что это правильно?

-- Такие места, как Катынский лес, территория мемориального комплекса в Медном или же другие подобные места, в которых покоятся тысячи жертв НКВД разных национальностей и конфессий, требуют особого подхода и чуткости, открытости национальным и религиозным обычаям и традициям других людей. От тех, кто определяет вид, характер и символику таких мест, требуется особая чуткость и умение создавать равновесие, в том числе если речь идет о символике и объектах религиозного культа.

-- Насколько успешным в научном и общественном смысле вы считаете сотрудничество с Музеем политической истории России, филиалами которого являются мемориальные комплексы «Катынь» и «Медное»?

-- Сотрудничество с Музеем политической истории России, к которому сейчас относятся мемориальные комплексы в Катыни и Медном, складывается, и я говорю это не из излишней вежливости, очень хорошо. Это компетентные и опытные специалисты. Совместная работа ведется очень грамотно, она дает возможность решения самых срочных проблем, имеющихся в деятельности обоих комплексов, взять хотя бы необходимый ремонт объектов, для которого требуются большие финансовые затраты.

Я бы хотел здесь подчеркнуть необходимость совместных профессиональных действий для надлежащего функционирования обоих этих важных комплексов.

По моей оценке, деятельность Музея политической истории России и обоих подчиняющихся ему мемориальных комплексов требует серьезной финансовой поддержки со стороны федеральных властей. Видно, что этих средств с каждым годом все меньше, хотя в 1994 году власти Российской Федерации обязались поддерживать объекты на соответствующем уровне и обеспечивать их финансирование со стороны федеральных властей. Это крупные объекты, посещаемые все более многочисленными группами, и не только из Польши или России.

Говоря о сотрудничестве с Музеем политической истории России и подчиняющимися ему мемориальными комплексами в Катыни и Медном, я бы хотел поблагодарить директора музея Артемова и сотрудников комплекса за все, что они делают, чтобы сохранить и передать будущим поколениям правду о преступлениях сталинизма.

-- Установлены имена польских граждан, расстрелянных в Катыни и Медном, опубликованы документы, в соответствии с которыми принималось решение о расстреле, работают мемориалы. «Катынская история» закончена?

-- История катынского преступления -- это все еще не закрытый вопрос в отношениях между поляками и россиянами. Вместе, что следует подчеркнуть, мы сделали очень много для выявления различных аспектов преступления. Таким важным моментом, показывающим, какой эффект приносят совместные действия, было открытие и освящение польских военных кладбищ в 2000 году в Катыни и Медном, а также российских мест памяти о жителях Смоленской и Тверской земли, которых НКВД лишил жизни. Однако было это затягиванием части болезненной раны, пусть и значительной, но все же части. Еще существуют дела, с которыми нужно разобраться. Взять хотя бы отсутствие списка жертв НКВД с территории Западной Белоруссии, указания мест, где сокрыты останки этой части жертв преступления. Мы знаем о Катыни, Харькове, Медном, Быковни под Киевом, но не знаем мест сокрытия НКВД останков убитых в Минске, Херсоне и Харькове (имеются в виду заключенные тюрем Западной Украины). Наконец, это вопрос следствия, предоставления значительной части документов с грифом секретности, собранных следователями, а также обнародования обоснования решения о прекращении следствия. Мы многое сделали, но также многое нам предстоит.

-- Знают ли в Польше, что в Катыни и Медном похоронены тысячи советских граждан -- жертв сталинского террора?

-- Конечно, поляки осознают, что народы, входящие в состав Советского Союза, миллионы обычных граждан, русские, поляки, украинцы, евреи или белорусы, были жертвами преступлений Сталина и его сообщников, а также подвластного им аппарата безопасности. И на русской земле были и есть сотни мест казни, подобных Катыни. Мы, поляки, знаем об этом. Знаем и о том, что в Катыни и Медном также лежат убитые НКВД в 1937--1938 годах, во время «большой чистки», советские граждане разных национальностей и вероисповеданий. Среди последних много поляков, которые, являясь гражданами Советского Союза, были репрессированы сталинским аппаратом власти. Все эти люди заслуживают почтения и памяти об их муках.

-- Какое впечатление на вас производит российская часть мемориалов в Катыни и Медном?

-- Прежде всего очень важно их появление. Помню, как трудно было это реализовать. Это большая заслуга тех россиян, которые увидели необходимость сохранения для потомков этих мест и памяти о жертве тысяч людей, которые лишались жизни по причинам, для нас сегодня часто немыслимым. Помнить -- это обязанность нашего и будущего поколения. Жаль, что первоначальные планы увековечения памяти жертв, подготовленные прекрасными молодыми российскими архитекторами, не были до конца реализованы. Это увековечение неполно. Как будто чего-то не хватает. Однако я верю, что оба места когда-нибудь будут увековечены согласно традиции и ожиданиям семей жертв преступления НКВД. Это не обязательно должны быть большие объекты, потому что тишина леса, окружающего общую могилу, сама говорит об очень многом, также как и деревья, которые являются вечными свидетелями того, что совершилось под покровом ночи несколько десятилетий назад. Они выросли на крови и костях жертв.

-- Общее трагическое прошлое -- повод для конфронтации или для примирения?

-- Наши народы объединяет общая трагедия миллионов людей, которые продолжают жить с болью от потери самых близких. Эту потерю ничто и никогда не компенсирует. Осталась только память, которую мы должны передать следующим поколениям поляков и россиян.

Общее трагическое прошлое обычно разделяет. Взаимные обиды, предубеждение и отсутствие доверия являются факторами, которые необыкновенно трудно преодолеть, чтобы вместе стать в защиту правды и объединиться перед болью. Хотя с обеих сторон мы сталкиваемся с другим опытом, иным восприятием, общее трагическое прошлое должно быть полем не конфронтации, а примирения. Чтобы это стало возможным, должны быть выполнены условия, упрощающие подобный процесс. Примирение можно выстраивать исключительно на фундаменте правды, пусть и самой страшной, но все же произнесенной и открытой до самого конца. Такой процесс не может опираться на частичную правду, фальсификации или манипуляции.

Представьте себя на месте человека, который в течение 70 лет с момента тех событий ничего не знает о судьбе своего отца, не знает, где его могила. Это бесчеловечно. В таком случае даже самые возвышенные слова и символические жесты, если они не будут опираться на правду, не будут иметь никакого значения. И это уже зависит от политиков. Найдут ли они в себе столько мудрости и силы, чтобы побороть последствия тоталитарного прошлого, или же отложат эту проблему и оставят решать ее будущим поколениям.