|
|
N°125, 16 июля 2002 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
«У человека с оружием должно быть все в порядке с самооценкой»
Полковника Юрия Буданова, обвиняемого в жестоком убийстве чеченской девушки, на днях ждет уже третья психолого-психиатрическая экспертиза. Тех, кто внимательно следит за процессом, уже в меньшей степени интересует вопрос о виновности командира танкового полка. Гораздо важнее другое: если невменяемость полковника в момент совершения преступления будет подтверждена и третьей экспертизой и суд на этом основании освободит его, где гарантии, что среди военнослужащих, участвующих в боевых действиях, г-н Буданов был единственным не отвечающим за свои поступки? Существует ли в современных российских вооруженных силах механизм предотвращения кризисных психологических ситуаций и насколько он эффективен в Чечне? На эти вопросы газеты «Время новостей» отвечает начальник психологической службы Главного управления воспитательной работы Вооруженных сил РФ Феликс БЕСКОРОВАЙНЫЙ.
-- В принципе механизм психологической поддержки и защиты в армии есть. В составе психологической службы достаточно большой отряд специалистов -- 2,5 тысячи офицеров и служащих. Почти 80% -- это психологи батальонов, полков и бригад, постоянно работающие с солдатами. Чтобы усилить психологическое обеспечение, в 2001 году принято решение о переводе на штатную основу центров и пунктов психологической помощи и реабилитации. Сейчас в штате вооруженных сил 47 центров и 151 пункт. Это совершенно новые подразделения в органах воспитательной работы, место, где офицер, солдат, сержант, прапорщик и члены их семей могут получить квалифицированную психологическую помощь. Это касается проблем не материального и не лечебно-медикаментозного плана, а именно вызванных стрессами, особенно у людей, которые побывали в горячих точках, участвовали в боевых действиях на Северном Кавказе. Примерно половина из них -- люди, которые быстро адаптируются и возвращаются к нормальной жизни. Но процентов 12--15 нуждаются в углубленном реабилитационном процессе на базах и в домах отдыха, санаториях. Некоторым же и этого недостаточно, они лечатся в наших госпиталях. Психика -- тонкая материя, которая моментально реагирует на все раздражители, стрессовые ситуации.
-- С чем чаще всего приходится иметь дело штатному военному психологу?
-- Круг вопросов самый разнообразный. Мы не даем указаний, чтобы наши специалисты принимали только тех, у кого есть психологические проблемы. Так что к ним идут и с социальными вопросами, и с проблемами взаимоотношений в воинском коллективе, в семье. Советуются о выполнении служебных задач и как себя вести в разных ситуациях. Мы сортируем эти вопросы, многие отдаем тыловым, финансовым службам. Но есть и вопросы чисто психологического плана по поводу отношений между людьми. Кроме того, сейчас около 56 тысяч военнослужащих находятся на постоянном сопровождении психологов.
-- Что это означает?
-- Это те, кто воспитывался без одного или двух родителей. Или же имел опыт употребления наркотиков, или был замечен в асоциальном поведении -- имел, например, приводы в милицию за хулиганство. Все эти моменты могут быть перенесены в казарму.
-- Вы с такими солдатами просто дополнительно беседуете?
-- Не только. У нас есть специальные методики. Это тренинги, проведение консультаций, других мероприятий, направленных на оздоровление психики, межличностных отношений, положения в коллективе, социального статуса. Иногда приходят служить люди из семей, живущих за чертой бедности. Они ничего не видели, недоедали и многие вещи воспринимают совершенно по-своему. Чтобы этот человек был полноценным, надо поднять его самооценку, дать ему почувствовать, что он нужен. Он должен осознать свой высокий социальный статус -- почетную обязанность быть человеком с оружием, защищать интересы Родины.
-- Может ли психолог повлиять на послужной список человека. Чтобы военнослужащего, по его заключению, перевели в другую часть, или, наоборот, понизили в должности?
-- Конечно, психолог имеет такое право. У нас есть комиссии профпсихотбора, они определяют, на какую должность рекомендовать командиру поставить солдата, что он сможет сделать, каковы его возможности и степень надежности в экстремальной ситуации. Командиру докладываются предложения по этому вопросу, вплоть до того, ставить человека в караул или не ставить. И кстати, у нас нет особых трений с командованием, к психологам обычно прислушиваются.
-- Специалисты из частей, которые участвуют в контртеррористических операциях, постоянно находятся с солдатами?
-- Да, психолог батальона каждый день кого-то наблюдает. Часть -- это тесный обособленный коллектив, каждый знает свое место по расписанию. Межличностные отношения -- на виду. Нельзя сказать, что пришло определенное время, и психолог приступил к работе. Коррекция идет постоянно, он работает в контакте с командиром, с заместителем командира по воспитательной работе, с сержантским составом, с неформальными лидерами.
-- Командиры воюющих частей тоже получают от вас рекомендации?
-- Да, есть обоснованные нормативы -- например, сколько времени человек может находиться на блокпосту. Другое дело, что если выполняется конкретная задача, то она будет выполняться до окончания операции, несмотря на психологические нормативы. Конечно, по возвращении в базовый лагерь после этого предстоит углубленная реабилитация совместно с медиками.
-- А отпуск дают?
-- Не всегда. Но если положен, и если человек заслужил, то конечно.
-- А увольнительные за пределы части?
-- Если идут боевые действия, какие могут быть выходы за территорию части? Надо подходить к этому вопросу по-другому. Человек вернулся в лагерь. Ему в первую очередь надо вымыться, сменить белье, отоспаться. Если есть болячки, подключаются медики. Мы не работаем отдельно. Все -- взаимоувязанный процесс.
-- Проводится ли тестирование перед отправкой на Кавказ?
-- Конечно! Вдруг человек не готов вообще, по каким-то даже не зависящим от него причинам. По данным Института имени Сербского, 56 миллионов наших сограждан страдают какими-то психическими расстройствами, а 5 миллионов неизлечимо больны. Какая-то часть ведь приходит и к нам. У нас много проблем, но они рождаются не в армии. Нам приходится искать методы, как с ними справиться. Создание психологической службы -- один из них, но она не решит тех задач, которые можно решить только на государственном уровне.
-- Неоднократно озвучивались данные о том, что 30% всех военнослужащих, участвовавших в боевых действиях, потом страдают от проявлений посттравматического синдрома и имеют уже в мирной жизни серьезные проблемы с психикой. Вы согласны с этой цифрой?
-- Мы, военные психологи, считаем, что каждый человек, который побывал на войне, то есть все 100 процентов, нуждаются в психокоррекции. Это подтверждают и наши медики. Потому что все военнослужащие побывали в психотравмирующей ситуации. Шел бой, солдат сам убивал, убивали его товарищей, ранили его друзей. Просто те, у кого психика посильнее, быстрее восстанавливаются, и, если проводить реабилитационные мероприятия планово, то это восстановление происходит быстро. Если нет -- то синдром еще скажет о себе. У американцев был вьетнамский синдром, мы говорим об афганском и чеченском.
-- В чем это проявляется в жизни?
-- Эти люди продолжают воевать. Мы устали -- можем пойти попариться в бане, отдохнуть, поспать. Утром встал, чувствуешь себя бодрым и здоровым, сделал зарядку, и все нормально. У них психологическая усталость накапливается в сознании. Ранило товарища, не получил письмо, пришли плохие новости... Если не проводить разгрузочных мероприятий, то эта усталость никуда не уходит, она гнетет человека, и в определенных ситуациях она зажимает его так, что он должен искать какой-то выход. Один плачет, у другого истерика, третий кричит. Случается и самое худшее -- человек добровольно уходит из жизни.
-- Действительно ли по этой причине среди военнослужащих растет алкоголизм и наркомания? Алкоголь и наркотики как антидепрессанты?
-- Есть такие факты. Пришел, выпил с другом, поговорил, снял стресс, вроде все нормально. Хотя эффект от такого антидепрессанта очень кратковременный.
-- Используете ли вы специальные препараты для снятия стрессов?
-- Никакими медикаментами мы не пользуемся. Только тренинги, разговоры, различные системы саморегуляции. Есть система «Ключ», система НЛП, которая имеет много программ возвращения человека в нормальное адекватное состояние. Мы сотрудничаем с Московским психологическим институтом, налаживаем отношения с антистрессовым центром под эгидой правительства Москвы. Вместе с гражданскими специалистами мы выезжали на Северный флот, работали в Каспийске.
-- Как вы считаете, достаточна ли реабилитация этих людей после возвращения к мирной жизни?
-- По большому счету, должна быть медицинская реабилитация, психологическая и социальная. Если с медицинской помощью все понятно, то психологическая реабилитация явно недостаточна. У нас даже нет нормативной базы, хотя мы активно работаем с Государственной думой, чтобы блок вопросов психологической реабилитации вошел либо составной частью в закон «О статусе военнослужащего», либо был принят отдельным федеральным законом. Многие субъекты федерации стали сами открывать центры: например, Пермь, Саратов, Новосибирск, Москва. Что касается социальной реабилитации, то люди, прошедшие войну, защищавшие интересы государства, требуют более внимательного подхода, и вопрос социальной справедливости для них -- это не просто разговор. Сейчас многие региональные руководители на федеральном уровне решают вопрос о том, чтобы люди, прошедшие контртеррористическую операцию, получили право внеконкурсного поступления в вузы, создаются фонды, разрабатывается система адресного оказания помощи. Это не моя проблема, но если человек сразу столкнется с неразрешимостью своих социальных и бытовых проблем, то помощь психологов будет малоэффективна.
Каковы будут последствия чеченского синдрома, зависит от нас с вами. Если мы будем говорить про этих людей, что они насильники, тогда мы их толкнем в объятия организованной преступности. Если же все органы власти, начиная от местных до федеральных, будут относиться к воевавшим с уважением, мы получим нормальных людей. Если, скажем, солдат призывался из колхоза, то в колхозе должны знать, что Петров Иван Иванович выполнял задачу государственной важности, например, на Северном Кавказе, боролся за целостность нашего государства, и теперь ему должны дать не самый плохой трактор, который остался в этом акционерном обществе или колхозе, а нормальный. Чтобы он смог заработать, создать семью и чтобы эта семья встала на ноги.
-- Не кажется ли вам, что в психологической помощи и повышении самооценки нуждаются вообще все военнослужащие, потому что они в последнее время были людьми, которые получали ничтожную зарплату, страдали от бытовых неудобств и вообще имели все основания чувствовать себя лишними людьми?
-- Факторов, которые влияют на психику человека, очень много: стабильность, выполнение данных обещаний, уровень жизни. Конечно, если что-то будет не так, как обещали военным, это будет переживаться очень сильно. Прежде всего молодыми офицерами, которые потом должны будут стать полковниками и генералами и защищать наше отечество в будущем. Ожидание -- это тоже психологический эффект, но терпение не безгранично. И, кстати, к вопросу о терпении -- военные вообще-то до сих пор еще не получили ту повышенную зарплату, которую нам обещали!
Беседовала Ирина БЕЛАШЕВА