|
|
N°38, 10 марта 2010 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Сколько стоит «мягкость»?
У меня постоянно случаются столкновения с бывшими и нынешними коллегами по Центральному банку и с представителями банковского сообщества по следующему поводу. Я всегда выступал и выступаю сторонником «жесткого» банковского надзора, который бы не позволял банкам скрывать свои проблемы, а государственным структурам -- делать вид, что их, этих проблем, не существует. То есть горькая правда лучше, чем сладкая ложь. Мои оппоненты полагают, что если дать проблеме время, то она рассосется сама собой. А я убежден, что экономические проблемы не рассасываются, а только накапливают свою мощь. И рано или поздно за их решение (неважно, произошло это решение в силу осознанных действий или стихийно) приходится платить. И вот новый повод поговорить о том, сколько стоит «мягкий» банковский надзор.
По недавно опубликованным статданным, вклады населения в российских банках возросли почти на 1,6 трлн руб. с 1 января 2009 года по 1 января 2010-го, а если к этому добавить депозиты юридических лиц, то прирост составил почти 2,7 трлн руб. (пока оставим в стороне дискуссию о рублях/валюте: в любом случае за это время рубль укрепился, т.е. валютные депозиты усохли, следовательно, реальный приток денег на депозиты был больше). Собственно говоря, это не явилось сильным откровением, поскольку наше население всегда оказывается более экономически грамотным, нежели о нем принято думать, и абсолютно адекватно отреагировало на повышающиеся процентные ставки при снижающейся инфляции. И даже на следующий вопрос, а как банки используют эти средства, я знал ответ заранее: погашают свои долги (внешние, внутренние, перед Центральным банком). И статистика это показывает, и банкиры говорят.
Собственно говоря, и следующий элемент пазла лежит на поверхности: практически все это время российские банки устойчиво снижали объем кредитов, предоставленных экономике и населению. Здесь, правда, пиковым значением было 1 февраля 2009 года: за 12 месяцев совокупный объем кредитного портфеля снизился тогда на 1,36 трлн рублей.
Смотрите: прирост депозитов сопровождается снижением кредитов, а совокупная дельта -- почти 4 трлн руб., что составляет 10% российского ВВП. А один из базисных тезисов экономических учебников звучит так: банковская система трансформирует сбережения в инвестиции. В России же получается все наоборот: сбережения растут, а инвестиции падают.
Только не надо сразу бросаться обвинять во всем «жирных котов» -- банкиров. Собственно говоря, никуда они эти деньги не припрятали. Примерно 1,5 трлн руб. ушло на погашение внешних долгов, еще 2,5 трлн руб. -- на погашение кредитов, полученных в острую фазу кризиса у Банка России. С первой частью вопросов нет: на то он и кризис внешнего долга в российской экономике (на этот раз корпоративного), чтобы какое-то время экономика расплачивалась по ранее набранным кредитам. Не стоит забывать, что по состоянию на начало осени 2008 года сумма банковских и корпоративных долгов, подлежавших погашению до конца 2009-го составляла около 200 млрд долл. (12% ВВП). Сумма заведомо неподъемная для экономики, так что массовый корпоративный дефолт по внешнему долгу -- это не чья-то выдумка, а объективно обусловленная реальность. Банкам хуже: для них дефолт равнозначен прекращению деятельности, и поэтому они готовы были брать деньги где угодно, под любые проценты, лишь бы расплатиться по долгам. И расплатились. Свою часть, 4% ВВП, банки заплатили. Оставшиеся 8% корпорации заплатят, как говорится, потом, если найдут деньги. Или в крайнем случае договорятся с кредиторами об изменении сроков погашения. А если не найдут и не договорятся? Значит, другим будет тяжелее и дороже занимать деньги на внешних рынках.
Но вернемся к оставшимся 2,5 трлн руб., которые банки использовали на погашение кредитов, полученных у Банка России. Стоит напомнить, что эти кредиты банки начали получать уже в сентябре 2008 года. Правда, изначально оказалось, что Банк России был не готов выдать банкам кредиты, и функцию кредитора последней инстанции временно взял на себя Минфин, который начал размещать в банках свои депозиты. Но постепенно эти депозиты были банками возвращены по мере замещения их кредитами Банка России. Как многие помнят, все полученные рубли банки отправили на покупку иностранной валюты (см. «Время новостей» от 17 октября 2008 года), что привело к резкому падению уровня золотовалютных резервов, а позднее и к тому, что получило название «плавная девальвация». Конечно, банки объясняли, что это были заявки клиентов, но по их балансам хорошо видно, что они просто накапливали валюту на счетах, лучше властей понимая, что при падающих ценах на нефть девальвация становится неизбежной.
К столь интенсивному накапливанию валютных активов банки подталкивало и еще одно обстоятельство: долгое время в своей деятельности банки исходили из того, что рубль будет укрепляться, а следовательно, банкам коммерчески выгодно было занимать в долларах, а выдавать кредиты в рублях. В таком случае обслуживание валютных долгов становилось дешевле в рублевом выражении, или же, наоборот, рублевые кредиты приносили валютную сверхприбыль. Опять-таки не хочу ни в чем обвинять банки: они являются коммерческими организациями и должны зарабатывать прибыль. Собственно говоря, для того и существует банковский надзор, чтобы ограничивать и контролировать те риски, которые банки берут на себя. Ведь оперируют они средствами, полученными от вкладчиков.
Так вот такая политика -- заимствования в долларах, кредиты в рублях -- является правильной только в том случае, если рубль будет постоянно укрепляться по отношению к доллару. В случае ослабления рубля или плановой девальвации банки могут получить от такой политики колоссальные убытки. Чтобы такого не случалось, мировая практика банковского надзора выработала норматив открытой валютной позиции, т.е. максимально допустимого разрыва между активами и пассивами банка в одной валюте. В России этот норматив установлен на уровне 10% от капитала банка, т.е. разница между, например, средствами, привлеченными банком в долларах, и выданными долларовыми кредитами не должна превышать 10% от капитала (суммы собственных средств). Если банк соблюдает этот норматив, то даже 50-процентная девальвация рубля к доллару приведет к тому, что банк потеряет лишь 5% своего капитала. А если этот капитал реальный, а не фиктивный (за чем и должен следить Банк России), то устойчивости банка ничего не будет угрожать.
Вот мы и подошли к «жесткому» и «мягкому» банковскому надзору. Если бы Банк России был сторонником «жесткого» надзора, он не позволил бы российским банкам нарушать установленный норматив. Будь то банк частный, или государственный, системообразующий с сотнями офисов, или мелкий региональный с одним головным офисом. Но, как я уже говорил, Банк России является сторонником «мягкого» надзора, целиком и полностью укладывающегося в известную фразу: «Суровость законов российских иступляется необязательностью их исполнения». Норматив открытой валютной позиции в России установлен, но при этом банкам разрешается «компенсировать» недостающие валютные активы активами, мягко говоря, «второй свежести». Например, заключением форвардного контракта на покупку долларов в будущем, продавцом по которому выступает офшорная компания «Рога и копыта». Внешне в балансе банка после такой операции все становится замечательно, и отчетность показывает полное соответствие норматива установленному значению. Правда, если в момент расплаты по такому контракту рубль резко ослабнет, фирма-офшорка никогда не заплатит.
По оценкам первого зампреда Банка России Алексея Улюкаева, накануне кризиса реальный разрыв между валютными пассивами и активами в российской банковской системе составлял 100 млрд долл., или около 80% совокупного капитала банковской системы. То есть банки нарушали установленный норматив в восемь (!) раз. Это означает, что та самая плавная 40-процентная девальвация рубля к доллару привела бы к тому, что банковская система потеряла бы более 30% своего капитала. Попросту говоря, обанкротилась бы полностью. Причем во главе этого процесса стояли бы государственные банки.
В России часто случается, что подвиг -- это всего лишь расплата за чью-то глупость. Позднее мы услышим, что правительство «героическими усилиями» спасло банковскую систему, хотя на самом деле банкам всего лишь дали рубли, чтобы они могли купить доллары и тем самым ликвидировать разрыв, про который говорил Алексей Улюкаев. (Хотите посмеяться: один государственный банк в той ситуации решил сыграть в противоположную игру и нарушил этот самый злосчастный норматив в другую сторону, т.е. его валютная позиция по рублям оказалась несбалансированной. На его несчастье, рубль начал быстро укрепляться, и... банк понес убытки. После чего ему пришлось вновь идти к государству за помощью. Государство, конечно, помогло.)
Банки оказались «честными» и постепенно вернули почти все полученные кредиты Банку России. Только вот с точки зрения макроэкономики получилось так, что для этого они использовали сформировавшиеся в экономике сбережения в объеме тех самых 2,5 трлн руб., или более 6% ВВП. Которые в противном случае должны были бы трансформироваться в инвестиции. Ведь в этом состоит функция банковской системы.
Ну, конечно, «кризис есть кризис» и «не стоит ворошить прошлое», если бы не одно «но». Банк России продолжает свою политику «мягкого» банковского надзора. Теперь это проявляется в его мягком отношении к оценке качества кредитного портфеля банков, в нежелании разбираться с тем, что называется «кризис плохих долгов». Но за «мягкость» банковского надзора, как показали совсем недавние события, рано или поздно обязательно придется заплатить. А платить всегда приходится населению. Не слишком ли дорого получается?
Сергей АЛЕКСАШЕНКО, директор Высшей школы экономики по макроэкономическим исследованиям