Нижегородская группа «Провмыза» -- дуэт Галина Мызникова и Сергей Проворов признаны в мире (имеют награды на престижном кинофестивале в Роттердаме, являлись экспонентами Венецианской биеннале), однако в российской столице известны лишь узкому кругу специалистов contemporary art. Живут они замкнуто, тусоваться не любят. Каждый свой проект на стыке видеоарта, экспериментального кино, перфоманса готовят долго. Никуда не торопятся -- настоящие философы, перфекционисты. Потому очередной их опус ждешь с надеждой и волнением.

Событие состоялось в конце прошлой недели в Нижнем Новгороде. Оно подготовлено приволжским филиалом Государственного центра современного искусства, куратором Алисой Савицкой, при поддержке Фонда Форда, нижегородского литературного кафе «Безухов» (проект «Еда и культура»), Сергея Туманина и галереи GST. В удивительно красиво руинированном зале бывшего особняка, где все стены с некогда амбициозной лепниной ныне покрыты сетью трещин-кракелюр, а фактура стерта настолько, что чудится, будто интерьер отражается в пыльных венецианских зеркалах, показывали новую видеоработу «Провмызы» «Смятение». Показывали три раза подряд в сопровождении разных саундтреков, струнных квартетов, созданных молодыми композиторами: украинцем Алексеем Шмураком, россиянами Георгием Дороховым и Алексеем Наджаровым. Все три композитора представляют новую волну авангарда. Например, Дорохов был приглашен в ставшее известным и уважаемым объединение «Сома», у руля которого такие харизматичные сегодня деятели культуры, как Борис Филановский, Дмитрий Курляндский, Сергей Невский.

В концертных программах известна традиция готовую музыку «разукрашивать» разными движущимися картинками. И чаще выходит эффект декоративный, саунд и имидж друг другу остаются чужими. Куратор Алиса Савицкая не побоялась изменить ситуацию, и оказалась совершенно права. Восприятие программы, что называется, вошло в правильные пазы. Видеоряд и музыка участвовали на равных в создании каждый раз индивидуального, сложного и интересного образа.

Само видео может сбить с толку своей кажущейся простотой аранжировки эмоций и саспенса. Начало. Первый план -- люстра рубинового цвета с дрожащими на ней хрустальными подвесками. Постепенно она как-то так ловко взмывает вверх, и под ней фризом эффектно располагается группа молодежи студенческого возраста. Вечеринка. В бальных нарядах красивые девушки. С ними мило флиртуют парни. Постепенно то один, то другая с любопытством, затем тревогой всматриваются в экран, на зрителей, на нас, «посюсторонних». С нашей стороны что-то, видимо, происходит. Не поймешь что. Тревога нарастает. Переходит в ужас, панику. Дамы падают в обморок на руки кавалеров. Отдельный план: шевелится и пузырится складками красный велум с предполагаемой стороны зрителей (на него все и смотрели как завороженные). Вдруг -- хруст -- из этой красной кулисы вываливается огромный сухой куст. Парни, сложившие своих дам горой на полу, живописно-балетными движениями борются с кустом, путаются в его ветвях, падают, наконец, выдворяют непрошеного гостя восвояси. Один из последних планов -- накрытые тем же самым (или другим?) кустом девушки. Одна за другой они приходят в сознание. Встают, оправляются и миролюбиво поднимают куст, держат за ветки и показывают нам.

Сергей Проворов рассказал мне, что давно ненавидит театральную рутину и готов с ней бороться. Следы этой борьбы, деконструкция и откровенное издевательство над штампами сценического языка сделали фильм скорее веселым, чем страшным. В любом случае многомерным, чуждым ложной патетики и готовым к разным истолкованиям. Звучащие вживую в исполнении Московского ансамбля современной музыки квартеты задали разные перспективы интерпретации. Все три звучащие видеоновеллы для меня сложились в завершенный триптих. Первый открытый и яркий по эмоциям саунд Алексея Шмурака позволил пережить экранный образ как томление и желание (эротическое тоже), находящиеся ниже порога рефлексии. Мир восклицательных и вопросительных знаков. Пунктуация без синтаксиса и без семантики. Вспоминается фраза Мандельштама о поэзии Хлебникова: «Нисхождение в этимологическую ночь». И тот куст, что трепещет и вваливается в первый фильм, может быть описан строками стихотворения «Куст» Марины Цветаевой (1934): «Что, полная чаша куста,// Находишь на сем -- месте пусте?// Чего не видал (на ветвях// Твоих -- хоть бы лист одинаков!// В моих преткновения пнях,// Сплошных препинания знаках?// Чего не слыхал (на ветвях// Молва не рождается в муках!),// В моих преткновения пнях,// Сплошных препинания звуках?»

Второй образ на музыку композитора Георгия Дорохова, наверное, претендует на то, чтобы быть самым радикальным. Музыканты-струнники терзают инструменты, стучат по колкам, декам. Чтобы старомодно провести смычком по струнам -- ни-ни. Ни за что. Сонористика во всех ее скрежещущих причудах превыше всего. Саспенс конечно почти голливудский. Куст представляется не иначе как пальцы Фредди Крюгера. Однако в системе коммуникативной этот вроде бы самый радикальный текст оказался самым предсказуемым, иллюстративным. Визуальный ряд воспринимался наиболее однообразно. Монологичное высказывание.

Третий, написанный Алексеем Наджаровым квартет снискал наибольшую симпатию публики. Чуткий к диалогу композитор точно и разнообразно по эмоциям выстроил звуковой образ каждого эпизода. Мир третьей новеллы оказался самым красочным, многомерным, многоплановым. Композитор привлек в союзники различные языки музыки, от этнического до барочного. И вот что интересно: первая новелла получилась о дознании не построенного еще текста культуры, вторая -- о прагматике создания этого текста, третья же -- о преизбыточном знании академического, консерваторского долголетия. И тот же самый куст здесь очевидно высохший, неожиданно похожий на кораллы из коллекции древней кунсткамеры. Вспоминается финал «Вишневого сада» Петера Штайна, когда под занавес прощания со старинным барским домом в окно, разбивая стекло вдребезги, влетает жуткая засохшая ветка-куст и сюрреалистически валится на пол в уютном дворянском гнезде. Нате вам!

Фото СЕРГЕЙ ХАЧАТУРОВ