С 23 февраля по 5 марта 1937 года в Москве проходил пленум ЦК ВКП (б), давший официальный старт кампании массовых репрессий в армии. Цинично приурочив «предупредительный выстрел» к Дню РККА, руководство страны устами наркома обороны Климента Ворошилова обозначило вектор: «Не исключено, что в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем». В течение последующих двух лет в армии было «вычищено» более сорока тысяч человек. Эти репрессии явились эхом одного из самых громких процессов сталинского времени -- «Дела о военно-фашистском заговоре в РККА», фигурантами которого стали высшие военачальники, обвиненные в шпионаже, вредительстве и намерениях совершить государственный переворот и расстрелянные в июне 1937 года.

«В армию проникли подлые враги»

30-е годы -- апогей сталинского социалистического строительства. Страна пережила варварскую коллективизацию, уничтожившую российское крестьянство, рабскую индустриализацию, окончательно легализовавшую укрепление государственной мощи ценой бесплатного и бесправного труда тысяч заключенных и эксплуатации фанатичного энтузиазма «строителей социализма». Знаменитая сталинская Конституция 1936 года на бумаге гарантировала соблюдение всех демократических прав и свобод, на деле ничуть не защищая от произвола тоталитарной реальности. От «частных» политических процессов государство перешло к массовым репрессиям. Первым толчком стало убийство Кирова, затем последовали процессы Каменева--Зиновьева, чуть позже Рыкова--Бухарина, почти одновременно Пятакова--Радека. На очереди были военные -- единственная сила в советском обществе, способная противопоставить себя тоталитарному режиму, гибельность которого осознавалась многими военными специалистами. Трудно предположить, что высшее офицерство, большинство из которого отнюдь не было либеральным, имело иллюзии относительно перспектив развития страны. Прошедшие Гражданскую войну и своими знаниями, опытом и жесткостью принесшие большевикам победу «военспецы», получившие образование до революции, представляли собой потенциальную опасность: они имели авторитет в армии, ориентировались в международной обстановке и были способны адекватно оценить происходящее в стране. В их руках было оружие. И, кроме того, в соответствии со сталинским принципом неотделимости армии от политики они априори имели политическое влияние. Нарастал конфликт «техников» и «конников» -- вместе с ним усугублялись противоречие между верностью воинскому долгу и слепой верностью вождю.

Не в последнюю очередь тревогу вызвали и отношения с Германией, где в 1933 году к власти пришли фашисты. Сталин и его единомышленники придерживались линии продолжения контактов, в военно-промышленной и даже политической сферах, столь успешно развивавшихся в предыдущее десятилетие. Но именно те, кто стоял у истоков этого сотрудничества и обеспечивал его успешность с советской стороны, были настроены противоположным образом, настаивая на ограничении этих контактов и резком пересмотре военной доктрины СССР. Их справедливые предположения, что нашей стране, возможно, придется воевать на своей территории, став объектом нападения, Сталин слушать не хотел. Как не желал он прислушиваться к предложениям по модернизации армии. Зато вождя очень беспокоили поступающие сведения о возрастающей популярности в армии самого молодого маршала Советского Союза -- Михаила Тухачевского и якобы группирующихся вокруг него «военспецов».

На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б), проходившем с 23 февраля по 5 марта 1937 года, нарком обороны Климентий Ворошилов произнес слова, которые стали стартом беспрецедентной репрессивной кампании:

«В армии к настоящему моменту, к счастью, вскрыто пока не так много врагов. Говорю «к счастью», надеясь, что в Красной Армии врагов вообще немного.

Так оно и должно быть, ибо в армию партия посылает лучшие свои кадры: страна выделяет самых здоровых и крепких людей ...Я далек, разумеется, от мысли, что в армии везде и все обстоит благополучно. Нет, совсем не исключено, что в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем...»

Нарком, однако, посчитал необходимым многообещающе обмолвиться:

«Я уже говорил и еще раз повторяю: в армии арестовали пока небольшую группу врагов; но не исключено, наоборот, даже наверняка и в рядах армии имеется еще немало невыявленных, нераскрытых японо-немецких, троцкистско-зиновьевских шпионов, диверсантов и террористов. Во всяком случае для того чтобы себя обезопасить, чтобы Красную Армию -- этот наиболее деликатный инструмент, наиболее чувствительный и важнейший государственный аппарат -- огородить от проникновения подлого и коварного врага, нужна более серьезная и, я бы сказал, несколько по-новому поставленная работа всего руководства Красной Армии».

И работа «по-новому» началась немедленно. 9 мая 1937 года Ворошилов обратился в Политбюро ЦК ВКП (б) с письмом о подтверждении новых назначений. 10 мая 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло решение: «Утвердить: Первым заместителем народного комиссара обороны Маршала Советского Союза товарища Егорова А.И... Командующим Приволжским военным округом -- Маршала Советского Союза товарища Тухачевского М.Н. с освобождением его от обязанностей заместителя наркома обороны».

11 мая Тухачевского официально сняли с должности заместителя наркома и отправили в Куйбышев -- командовать войсками Приволжского военного округа. Перед отъездом, 13 мая, он добился встречи со Сталиным. Положив Тухачевскому руку на плечо, вождь пообещал, что скоро вернет его в Москву. Товарищ Сталин слово сдержал -- 24 мая Тухачевский действительно вернулся в Москву. На Лубянку. Под конвоем.

Михаил Тухачевский был арестован 22 мая 1937 года. В тот же день был арестован председатель Центрального совета Осоавиахима Роберт Эйдеман, 30 мая -- командующий Киевским военным округом Иона Якир, 29-го -- командующий Белорусским военным округом Иероним Уборевич.

Лубянский конвейер

Сталин лично занимался вопросами следствия по делу о «военном заговоре». Получал протоколы допросов арестованных и почти ежедневно принимал Николая Ежова, а 21 и 28 мая 1937 года и его заместителя Михаила Фриновского, непосредственно участвовавшего в фальсификации обвинения. (И Ежов, и Фриновский будут арестованы в 1938 году и вскоре расстреляны.)

Первый документ на Лубянке Тухачевский подписал 26 мая. В нем еще звучит скрытая ирония. Заявление заместителю начальника 5 отдела ГУГБ НКВД Ушакову: «Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путна и Фельдманом, которые обвиняют меня как руководителя антисоветского военно-троцкистского заговора. Прошу представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня.

Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего-либо из своей вины в этом деле, а равно из вины других лиц заговора.

Тухачевский. 26.05.37».

Ему была представлена не одна такая «пара»: Арестованные раньше Тухачевского военачальники уже давали признательные, «разоблачающие» показания.

Протокол допроса командарма Августа Корка от 16 мая 1937 года:

«В суждениях Тухачевского совершенно ясно сквозило его стремление прийти в конечном счете, через голову всех, к единоличной диктатуре... В качестве отправной даты надо взять здесь 1925--26 гг., когда Тухачевский был в Берлине и завязал там сношения с командованием рейхсвера... Спустя два года после того, как Тухачевский был в Берлине, я был направлен в Германию, а в мае 1928 года в качестве военного атташе сдал Тухачевскому командование Ленинградским округом.

Перед моим отъездом при сдаче округа Тухачевский говорил мне: «Ты прощупай немцев в отношении меня и каковы их настроения в отношении нас»...

Бломберг передал Тухачевскому, что в Германии складывается сейчас такая ситуация, которая должна обеспечить национал-социалистам, во главе с Гитлером, приход к власти».

Вернер фон Бломберг, глава вермахта, а до прихода Гитлера к власти -- рейхсвера (курировавший все советско-немецкие военные связи), действительно мог передать Тухачевскому информацию о приходе нацистов к власти. Ее можно было почерпнуть даже из немецких газет. Характерно, что Тухачевскому и остальным участникам процесса вменялось в вину то, чем они обязаны были заниматься на протяжении нескольких лет: контактировать с немецкими вооруженными силами -- рейхсвером. Эти секретные контакты Советской России и Германии в военной и военно-промышленной сфере начались в 1921 году и продолжились почти два десятилетия, их держало под контролем высшее политическое руководство и спецслужбы обеих стран.

Уже в 1957-м, в ходе проверки дел по обвинению Тухачевского, Якира и других были обнаружены заявления арестованных, из которых видно, что подписанные ими показания вымышлены, подсказаны им или получены путем шантажа. Так, в записке следователю комкор Борис Фельдман 31 мая 1937 года писал: «Начало и концовку заявления я писал по собственному усмотрению. Уверен, что Вы меня вызовете к себе и лично укажете, переписать недолго».

Уже «обработанные» следователями, военные подписывали любую ахинею и как закодированные повторяли на допросах требуемые формулировки. Трудно представить, чтобы находящийся в здравом рассудке человек облекал мысли в подобную форму. Эти агрессивно-косноязычные клише предписаны правилами игры. Тухачевского провели через лубянский «конвейер» до конца -- бесконечные, круглосуточные вызовы на допросы, перемежающиеся очными ставками. Результат был достигнут: уже 27 мая его ирония по отношению к следствию сменилась самооговором:

«...Я был не искренен и не хотел выдать советской власти всех планов военно-троцкистского заговора, назвать всех известных мне участников и вскрыть всю вредительскую, диверсионную и шпионскую работу, проведенную нами.

...Еще задолго до возникновения антисоветского военно-троцкистского заговора, я в течение ряда лет группировал вокруг себя враждебно настроенных к соввласти, недовольных своим положением командиров и фрондировал с ними против руководства партии и правительства. Поэтому, когда в 1932 г. мною была получена директива от Троцкого о создании антисоветской организации в армии, у меня уже фактически были готовые преданные кадры, на которые я мог опереться в этой работе.

...Путна устно мне передал, что Троцким установлена непосредственная связь с германским фашистским правительством и генеральным штабом... (Абсурдность этого «признания» заключается и в том, что в 1932 году в Германии еще не было фашистского правительства. -- Ю.К.)

...В 1932 г. мною лично была установлена связь с представителем германского генерального штаба генералом Адамом. До этого Адам в конце 1931 г. приезжал в Советский Союз, и сопровождавший его офицер германского генерального штаба Нидермаер усиленно обрабатывал меня в плоскости установления с ними близких, как он говорил, отношений».

С Адамом и Нидермаером у Тухачевского действительно были связи: когда он ездил на маневры в Германию и когда, курируя контакты РККА с рейхсвером, «отрабатывал» задания наркомата обороны. Никаких доказательств, кроме признания самих обвиняемых или показаний третьих лиц (например, свидетелей), в архивном следственном деле, хранящемся в Центральном архиве ФСБ России, нет. Нигде в ранее «совершенно секретном» деле, как и в материалах, выданных членам суда, нет каких-либо документов, подтверждающих наличие заговора. Вот к какому выводу пришли специалисты Военной коллегии Верховного суда СССР в 1957 году: «Как видно из полученных в ходе дополнительной проверки материалов Главного разведывательного управления Генерального штаба Министерства обороны СССР, бывший германский разведчик Нидермайер О.Ф. в указанный Тухачевским период времени являлся официальным представителем рейхсвера в СССР и в силу имевшихся тогда соглашений контактировал связь рейхсвера не только с представителями командования РККА, но и с органами НКВД».

Кроме того, по сообщению Разведывательного управления Министерства обороны СССР Нидермайер являлся ярым противником гитлеризма, сторонником дружбы Германии с СССР, и на протяжении 1936 года советские военные разведывательные органы получали от него «ценную информацию».

Из протокола допроса Тухачевского М.Н. от 29 мая 1937 года:

«...Военный заговор возник в 1932 г. и возглавлялся руководимым мною центром. Должен сообщить следствию, что еще задолго до этого я участвовал в антисоветских группировках и являлся агентом германской разведки...Я был связан, по заговору, с Фельдманом, Каменевым С.С., Якиром, Эйдеманом, Енукидзе, Бухариным, Караханом, Пятаковым, Смирновым И.Н., Ягодой, Осепяном и рядом других.

Впервые на всем этапе следствия в течение четырех дней я заявляю вполне искренне, что ничего не буду скрывать от следствия.

Тухачевский, 29.5.37»

В 2005 году «собственноручные показания» Тухачевского были представлены на Экспертизу в Экспертно-криминалистический центр ГУВД по Петербургу и Ленобласти (результаты ее опубликованы в том же году). По заключению почерковеда, в процитированном выше фрагменте «все фамилии выполнены не одномоментно (различный наклон в каждой из фамилий, различные расстояния между словами, а также различный рисунок знаков препинания, в частности, запятых), то есть такое выполнение возможно под диктовку другого лица». В целом же, констатировала экспертиза, практически все собственноручные показания, заявления сделаны лицом, «находящемся в необычном состоянии возбуждения, возможно, вызванного лекарственными средствами и... рукой, находящейся в непривычном положении».

В рукописных текстах показаний пляшут буквы, смазываются строчки... На страницах -- ржаво-коричневые брызги. «В процессе изучения дела М.Н. Тухачевского на отдельных листах его показаний обнаружены пятна буро-коричневого цвета. В заключении Центральной судебно-медицинской лаборатории Военно-медицинского управления Министерства обороны СССР от 28 июня 1956 года говорится: «В пятнах и мазках на листках дела...обнаружена кровь... Некоторые пятна крови имеют форму восклицательного знака. Такая форма пятен крови наблюдается обычно при попадании крови с предмета, находящегося в движении, или при попадании крови на поверхность под углом...».

В день окончания следствия по делу о военном заговоре -- 9 июня 1937 года генеральный прокурор Андрей Вышинский два раза был принят Сталиным. Вторая беседа, состоявшаяся в 22 часа 45 минут, проходила в присутствии Молотова и Ежова. В тот же день Вышинский подписал обвинительное заключение по делу. 10 июня Сталин пообщался с Вышинским и уже поздно вечером -- в 23 часа 30 минут -- опять-таки в присутствии Молотова и Ежова принял главного редактора «Правды» Льва Мехлиса. 11 июня 1937 года в «Правде» было опубликовано сообщение об окончании следствия и предстоящем судебном процессе по делу М.Н. Тухачевского и других военных, которые, как говорилось в сообщении, обвиняются в «нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене рабоче-крестьянской Красной Армии».

Перед судом обвиняемым разрешили обратиться с последними покаянными заявлениями на имя Сталина и Ежова, создавая иллюзию, что это поможет сохранить им жизнь. Некоторые написали. На заявлении Ионы Якира имеются следующие резолюции: «Мой архив. Ст.». «Подлец и проститутка. И. Ст.». «Совершенно точное определение. К. Ворошилов и Молотов». «Мерзавцу, сволочи и б.... одна кара -- смертная казнь. Л. Каганович». Тухачевский покаянных писем Сталину писать не стал. О пощаде не просил. «Тухачевский с самого начала процесса суда при чтении обвинительного заключения и при показании всех подсудимых качал головой, подчеркивая тем самым, что, дескать, и суд, и следствие, и все, что записано в обвинительном заключении, -- все это не совсем правда, не соответствует действительности», -- писал в докладной вождю Буденный. И продолжал: «Тухачевский вначале пытался опровергнуть свои показания, которые он давал на предварительном следствии... Но тов. Ульрих, по совету некоторых членов Специального присутствия, оборвал Тухачевского и задал вопрос: как же Тухачевский увязывает эту мотивировку с тем, что он показал на предварительном следствии, а именно, что он был связан с германским генеральным штабом и работал в качестве агента германской разведки с 1925 года.

Тогда Тухачевский заявил, что его, конечно, могут считать и шпионом, но что он фактически никаких сведений германской разведке не давал...».

11 июня 1937 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила всех фигурантов «Дела военных» к расстрелу, с конфискацией всего личного или принадлежащего имущества и лишению всех присвоенных званий. Приговор был приведен в исполнение в ту же ночь.

Заключение Главной военной прокуратуры от 11 января 1957 года:

«Приговор по данному делу был вынесен только на основании показаний, данных осужденными на предварительном следствии и суде и не подтвержденных никакими другими объективными данными.

Проведенной в 1956 году Главной военной прокуратурой дополнительной проверкой установлено, что дело... было сфальсифицировано, а показания, которые давали Тухачевский, Якир, Уборевич и другие на предварительном следствии и суде, были получены от них преступными методами...

Проверкой по материалам Центрального Государственного особого архива МВД СССР каких-либо компрометирующих данных о Тухачевском, Якире и других не обнаружено...».

Все осужденные по «Делу военных» реабилитированы в 1957 году.

"Фюрер смеялся от всего сердца"

Дело военных закончилось расстрельным залпом, и его эхо разнеслось далеко за пределы Советского Союза. За происходившим внимательно следили противники, которым через два года, в 1939-м, предстояло стать друзьями, а еще через два, в 1941-м, -- заклятыми врагами. Колоритные воспоминания оставил гитлеровский министр пропаганды Йозеф Геббельс. Два дня спустя после казни Тухачевского и других военачальников, 15 июня 1937 года, он зафиксировал в дневнике: «Кровавые приговоры в Москве ужасают. Там уже ничего не разберешь. Там все больны. Это единственное объяснение происходящего там. Огромное потрясение во всем мире». Двумя днями позже: «Пляски смерти в Москве возбуждают отвращение и негодование. Опубликованный список расстрелянных за короткое время показывает всю глубину болезни».

Третий рейх ждал подробностей о процессе военных. Военный атташе Германии в Москве Эрнст Кестринг 21 июня 1937 года докладывал в Берлин: «Секретно... Мои впечатления таковы: В шпионаж расстрелянных не верят ни иностранцы, ни широкие массы местного населения...Подозрительность Сталина и всех против всех была достаточной для их приговора. Кроме того, Сталин... знал, что вокруг таких личностей, как Тухачевский, в стране может выкристаллизоваться круг из множества недовольных. Самое надежное -- «ликвидировать». Мертвые не могут навредить...Наблюдаемая повсеместно неуверенность, недоверие каждого к каждому воздействуют на дееспособность армии вредоносно... Преследование мнимых шпионов и вредителей, находившихся с ними в связях, становится все более расширяющимся, как и в других структурах. Вновь созданные Военсоветы пытаются доказать свою необходимость». И резюмировал: «Очевидные факты, что грубые руки подозрительного политика разрушающе действуют на лучшее, армию, можно только приветствовать».

Состояние советской армии после 1937-го -- предмет пристального внимания Гитлера. Геббельс зафиксировал в дневнике: «01.07.37. Фюрер разговаривал с нашим послом в Москве Шуленбургом. Шуленбург дает мрачную картину России. Террор, убийства, интриги, предательство, коррупция -- и только. И это государство трудящихся! Много рассказывал и делился впечатлениями. Фюрер смеялся от всего сердца...»

Бывший командующий вермахта Вернер фон Бломберг в 1943 году возвращался в воспоминаниях к «процессу военных»: «Им предсказывали большое будущее, но вместо этого пришли репрессии. Мы так до сих пор и не узнали, почему Сталин учинил эти массовые убийства в высшем командовании армии. Поводом послужило обвинение в предательских контактах с заграницей, причем имелась в виду главным образом Германия. В этом нет и тени правды. Потому что, даже если бы нечто подобное было в действительности, я как главнокомандующий должен был бы об этом знать... Ближе к истине лежит предположение, что Сталин убрал людей, которые не признавали его тиранического единовластия и от которых он мог ожидать последнего сопротивления».

В секретном докладе разведотдела генерального штаба сухопутных войск Германии 15 января 1941 года отмечается: «В связи с последовавшей после расстрела летом 1937 года Тухачевского и большой группы генералов «чисткой», жертвой которой стали 60--70% старшего начальствующего состава, имевшего частично опыт войны, у руководства «высшим военным эшелоном» (от главнокомандования до командования армией) находится совсем незначительное количество незаурядных личностей... Преобладающее большинство нынешнего высшего командного состава не обладает способностями и опытом руководства войсковыми объединениями».

Начальник германского генштаба генерал фон Бек, оценивая военное положение летом 1938 года, сказал, что с русской армией можно не считаться как с вооруженной силой, «ибо кровавые репрессии подорвали ее моральный дух, превратили ее в инертную машину».

Армия без командиров

Обращает на себя внимание речь Сталина, произнесенная в конце 1937 года на встрече с руководящим составом РККА:

«Главное заключается в том, что наряду с раскрытием в армии чудовищного заговора продолжают существовать отдельные группировки, которые могут перерасти в определенных условиях в антипартийные, антисоветские группировки... политических единомышленников, недовольных существующим положением в армии, а может быть, и политикой партии».

В сталинской речи слышен внятный отсыл к делу военных: Тухачевскому в июне 1937 года инкриминировали формирование группировки из людей, недовольных своим положением в армии.

«Иные думают, -- продолжал Сталин, -- что сила армии в хорошем оснащении техникой, техника-де решает все. Вторые думают, что армия крепка и вся сила ее в командном составе, -- это также неправильно. (Сталин опять апеллирует к недавнему расстрелу военных. -- Ю.К.)... Если вы пойдете в противоречие с политикой партии и правительства, если вы эту политику не признаете, народ вас сметет, выгонит и не задумается над тем, что маршалы вы или нет, хорошие ли вы командиры или плохие. При правильной политике даже средние командиры могут сделать гораздо больше, чем самые способные командиры буржуазных государств, у которых политика неправильная».

Эпидемия арестов в армии в 1938 году превзошла по размаху год 1937-й. На протяжении 1938 года были арестованы (и впоследствии расстреляны) два Маршала Советского Союза (Александр Егоров и Василий Блюхер), два командарма 1-го ранга, один (единственный в то время) флагман флота 1-го ранга, один (единственный в тот период) армейский комиссар первого ранга, два последних командарма 2-го ранга производства 1935 года, 20 комкоров, три флагмана 1-го ранга, 13 корпусных комиссаров, 49 комдивов, 36 дивизионных комиссаров, 97 комбригов.

За 1937--1938 годы были сменены все (кроме Семена Буденного) командующие войсками округов, 100% заместителей командующих округами и начальников штабов округов, 88,4% командиров корпусов и 100% их помощников и заместителей; командиров дивизий и бригад сменилось 98,5%, командиров полков -- 79%, начальников штабов полков -- 88%, командиров батальонов и дивизионов -- 87%; состав облвоенкомов сменился на 100%; райвоенкомов -- на 99%.

Всего в 1937 и 1938 годах из армии и военно-морского флота было уволено около 44 тыс. человек командно-начальствующего состава. В том числе более 35 тыс. из сухопутных войск, около 3 тыс. из военно-морского флота и более 5 тыс. из ВВС. Почти весь высший и старший командный состав и политические работники этого уровня был после ареста расстрелян, многие умерли в заключении.

Катастрофичность происходящего была очевидна даже многим членам сталинского Военного совета.

«Дыбенко (Ленинградский ВО): частью дивизий командуют сейчас бывшие майоры, на танковых бригадах сидят бывшие капитаны.

Куйбышев (Закавказский ВО): У нас округ обескровлен очень сильно.

Ворошилов: Не больше, чем у других.

Куйбышев: А вот я Вам приведу факты. На сегодня у нас тремя дивизиями командуют капитаны. Но дело не в звании, а дело в том, товарищ народный комиссар, что, скажем, Армянской дивизией командует капитан, который до этого не командовал не только полком, но и батальоном, он командовал только батареей.

Ворошилов: Зачем же вы его поставили?

Куйбышев: Почему мы его назначили? Я заверяю, товарищ народный комиссар, что лучшего мы не нашли. У нас командует Азербайджанской дивизией майор. Он до этого не командовал ни полком, ни батальоном и в течение шести лет являлся преподавателем училища...

Буденный: За год можно подучить.»

На сборах командиров полков, проведенных летом 1940 года, из 225 командиров полков ни один не имел академического образования, только 25 окончили военные училища и 200 -- курсы младших лейтенантов. В 1940-м, предвоенном году, более 70% командиров полков, 60% военных комиссаров и начальников политотделов соединений работали в этих должностях менее года: все их предшественники были репрессированы.

В целом в период 1937--1940 годов было истреблено высшего и старшего командного состава больше, чем СССР потерял за все четыре года Великой Отечественной войны.

Странные сближения

Накануне Дня защитника Отечества, 73 года спустя после пленума ЦК ВКП (б), упоминавшегося в начале этой статьи, «Первый канал» в прайм-тайм выходного дня продемонстрировал фильм «Заговор маршала», «отработавший» сталинскую версию, обозначенную в его названии. На это телепроизведение можно было бы не обратить внимание, как на очередную малоудачную попытку создания художественного продукта на острые исторические темы. Если бы не одно принципиальное «но»: фильм «Заговор маршала» был заявлен как документальная драма, фильм-версия. «Я абсолютно уверен в том, что заговор действительно был», -- заявил, анонсируя выход ленты, автор сценария Алексей Волин. Характерный пример «болезни» советского времени -- подменять знания убеждениями -- в данном случае усугублен тем, что во времена оные доступ к знаниям был закрыт, теперь же получить их при желании не составляет особого труда. Как видно, желания в данном случае не было. Ведь документы о «Деле военных» рассекречены и в значительной мере опубликованы, доступ к архивному следственному делу при наличии доверенности от родственников (на основании закона о жертвах политических репрессий) возможен -- изучая его, можно написать не один сценарий. Но вот создатели фильма опять же продемонстрировали настойчивое неведение, «голосом за кадром» заявив, что после расправы над маршалом в живых не осталось никого, кроме его дочери Светланы и любовницы -- Юлии Кузьминой. Вольно, если не сказать большего, эксплуатируя имя маршала, факты его биографии и «не заметив» в своем «документальном» фильме факт реабилитации, творческому коллективу удобнее, конечно, исключить родственников из числа живых. Как говорил Сталин, «нет человека -- нет проблемы». Родственники Михаила Тухачевского, к счастью, живы: его внучка, племянники, как живы и прошедшие специальные детдома и лагеря дети «подельников» маршала командарма Иеронима Уборевича и комкора Виталия Примакова. И живут они в Москве, вполне охотно помогая историкам и журналистам в получении доступа к находящимся в архивах документам о судьбе своих отцов и дедов.

О своем видении этой проблемы родственники «заговорщиков» рассказали «Времени новостей»: «Складывается впечатление, что авторы фильма сознательно исказили многие важные факты из жизни как целого народа, так и отдельной семьи Тухачевских. Многие факты из жизни маршала показаны в извращенном виде. Некоторая информация является ложной. Считаем совершенно недопустимым самовольную интерпретацию авторами фильма фактов из истории СССР, а также фактов из личной жизни М.Н. Тухачевского. Автор сценария, артисты и вся съемочная группа должны помнить об уважении и чувстве такта к родным и близким М.Н. Тухачевского, как погибшим, так и живущим. Почему создатели фильма даже не упомянули о расстрелянных: жене маршала, его братьях, о погибшей в ссылке старушке-матери; о том, что родные сестры и жены родных братьев маршала провели в тюрьмах и лагерях по девятнадцать лет, что малолетние дети -- племянники маршала голодали и замерзали в детдомах без родителей?». Родственники маршала задаются отнюдь не риторическими вопросами: «Создатели фильма и снявшиеся в нем актеры знакомы с историей страны тех лет? Они были заранее информированы о людях, которых пытаются изобразить на экране? Кому выгодно именно сейчас поставить под сомнение реабилитацию погибших и живущих?». Кстати, о реабилитации маршала и остальных участников «Дела военных», а также их родственников в фильме -- ни слова. Семья Тухачевских закономерно ждет извинений, оставляя за собой право обратиться в суд.

И еще об одном. Автор этой статьи не является сторонником теории заговоров. И доказывать, что появление в выходной, предпраздничный день по главному государственному каналу просталинской исторической фальшивки является «заказом», не собирается. Скорее, этот фильм -- симптоматичная примета нашего времени, в котором снова можно вывешивать на улицах столицы портреты Сталина, выпускать учебники, где вождь назван «эффективным менеджером» и где попытка создания книги памяти жертв репрессий может стать предметом уголовного преследования. Мастера культуры советского образца не потеряли навыка чутко относиться к веяниям времени, полагая, видимо, что нынешнее -- их прайм-тайм.