На первый взгляд организованная фондом «Про Арте» и московским Термен-центром выставка производит странное впечатление -- львиную долю ее экспонатов составляют разного рода архивные бумаги: письма, протоколы, таблицы и чертежи. Есть в этом какая-то неуместность, нарушение конвенции: в музее положено выставлять предметы вещного мира, зрелищные и наглядные, а тут почти сплошные документы и несколько документальных же видеозаписей. Впечатление, впрочем, быстро растворяется, стоит начать вчитываться. Скрывающаяся за «слепым» машинописным текстом и непонятными диаграммами глава российской истории настолько невероятна, что, по меткому выражению автора выставки Андрея Смирнова, поневоле задумаешься, а в той ли стране мы живем, о которой пишут учебники. В самом деле: мог ли в известном нам Советском Союзе существовать Центральный институт труда, занимавшийся исследованием и автоматизацией движения с целью превратить трудящегося в идеальную «социально-инженерную машину»? Основателя ЦИТ поэта Алексея Гастева расстреляли в 1939-м, а сам институт уничтожили, но остались «циклограммы» и схемы движений -- свидетельства смелых экспериментов.

Обилие документов отчасти можно объяснить тем, что больше выставлять особенно нечего. Не сохранилась «Магистраль» Арсения Авраамова -- уникальный «орган» из 50 паровых свистков, использовавшийся им в знаменитой «Гудковой симфонии». Канул в Лету разработанный для Дворца Советов ревербератор Магнушевского, использовавший принципы магнитной звукозаписи за десять лет до появления магнитофонов. От 23-струнной электрогитары парторга Штрянина осталась только фотография, приложенная к письму, в котором изобретатель просит 500 руб. (примерная стоимость радиоприемника) на усовершенствование инструмента. Бюрократы футболили письмо от инстанции к инстанции два года, но денег так и не дали. Лучше всего сложилась судьба у знаменитого терменвокса, одной из первых моделей которого на выставке отведено почетное место. А вот стоящий неподалеку эмиритон известен куда меньше -- и незаслуженно: сконструированный в 1935 году, задолго до эры синтезаторов, он был способен моделировать с десяток тембров от фортепиано до гавайской гитары.

Видимо, сознавая недостаток зрелищности, кураторы главный раздел выставки посвятили опытам с графическим звуком: геометрические и этнические орнаменты снимались на киноленту и проигрывались как тонфильм. Большая часть (почти два километра) этих пленок пошла на топливо для самодельных ракет детей Авраамова, пока отец пережидал эпоху репрессий на Кавказе. Но оставшиеся рисунки смотрятся довольно эффектно и порой весьма остроумны: один из них, например, составлен из профилей экспериментаторов. Здесь же одна из их законченных работ -- мультфильм «Вор», чей психоделический саундтрек идеально соответствует столь же своеобразному сюжету про пионера, с закинутой за спину на манер винтовки перьевой ручкой, борющегося с расхитителем общественных арбузов -- сильно пьющей свиньей.

Сам формат «выставки о звуке и музыке» содержит в себе какое-то внутреннее противоречие, поэтому два месяца ее работы будут сопровождаться параллельной концертной программой. Уже на открытии прозвучали первые додекафонные опыты Ефима Голышева и микротоновые Ивана Вышнеградского. Впрочем, на фоне футуристических экспонатов выставки написанная для традиционных инструментов музыка показалась несколько старомодной, несмотря на радикальность композиторских решений. Зато закрывать выставку будут «Симфонией гудков» -- амбициозным полотном, в котором оркестром становился сам город, а его инструментами -- гудки заводов, фабрик и кораблей, самолеты и артиллерийские батареи. Вернее, конечно, не самим авраамовским opus magnum -- никаких записей, естественно, не существует, а его электроакустической реконструкцией, выполненной молодым композитором Сергеем Хисматовым.

«Поколение Z» -- выставка-исследование. Ее петербургское воплощение, четвертое по счету, по объему материалов почти втрое превосходит предыдущие (проходившие в Париже и дважды в Москве). Однако радость открытий постоянно омрачается тем, что каждый новый документ говорит о невостребованном, забытом или вовсе уничтоженном. Идеи авангарда могли бы перевернуть мир, но были раздавлены двумя мировыми войнами и тоталитарной властью. Потому эта выставка еще и мемориал жертвам трагического начала ХХ века. Жертвам не человеческим, но культурным.