На девятом по счету Фестивале работ композитора Владимира Мартынова в Культурном центре «Дом» громких открытий и премьер изначально не было запланировано, но так ли это важно. Музыкально-философический проект Мартынова, растворенный в концертных исполнениях его музыки и параллельной музыки коллег, в регулярных книжках и более спорадических выставках, -- это, по сути, пространство. И не предполагает того, что новости и премьеры играют формообразующую роль. Никакая премьера тут не гарантирует слушателю, что услышанное сегодня в следующий раз, под другим «углом слушания» не изменится до неузнаваемости. Переинтерпретации и комментарии исправно насыщают пространство мерцанием событийности, но динамизма тут нет, он, впрочем, и не востребован.

Формально премьерным статусом в программе обладали бодрый опус для одиннадцати исполнителей начинающего минималиста Александра Пильчена и семь фортепианных пьес старинного друга Мартынова рижского профессора Георгия Пелециса под общим заглавием «Вздохи Эвзебия». Первое навеяло мысли о том, что Мартынов теперь у нас дедушка русского минимализма (какая-никакая, а все же новость). Внуки его столь же бескомпромиссны, но наследственная храбрость без дедовской умудренности дает по-своему милый, однако сырой и буйный результат.

Второе -- «Вздохи Эвзебия» редкого в наших землях Пелециса -- очень тонкая, умная, искусная и печальная музыка из малого количества нот. В которой Эвзебий (лирический герой в шумановской картине мира) не столько даже метафора, сколько фигура речи. Музыкальный романтический концептуализм с аристократической родословной, чистой воды, высокой пробы, ну и не слишком большой актуальности. Что не мешает каждой пьесе поэтичного цикла быть филигранной ювелирной миниатюрой, в которой красота рисунка не затмевает гордой, ироничной, трагической и остроумной мысли, чуть притворяющейся банальностью. Всегда казалось, что не вполне очевидная, но все же подходящая аналогия музыке Пелециса в немузыкальном искусстве -- литература Льва Рубинштейна, и «Вздохи» (в своем роде -- «Вопросы музыки») это тихо подтвердили.

Из «непремьерного» на фестивале были отличные исполнения музыки Павла Карманова (ажурная лирика, рой филигранных эмоций в ста репетитивных одежках -- «Подарок самому себе на день рождения» и Get in!!!, изящная кино-кантиленка «Марины»). Еще отменное исполнение «Двойного секстета» Стива Райха (ICQ-проджект на базе Кредо-квартета) без трудностей акустики и публики, сопровождавших премьеру в Доме музыки (см. «Время новостей» от 5 февраля), архитектурной стройности сет «Вежливого отказа» (с Кармановым за роялем), который теперь готовится к презентации свежего альбома, и сам Мартынов: «Шуберт-квинтет», кусочек из импозантных «Детей выдры» (сочинение для Пермского края с соответствующими краеведческими аллюзиями) и новая версия «живого» переозвучания легендарного кино Готфри Реджо «Коянискацци» (в оригинале -- с не менее легендарной музыкой Филипа Гласса).

Мартынов уже однажды переигрывал саундтрек «Коянискацци», комментируя киноисторию своими «Танцами Кали-Юги» (вместо глассовского «мыльного пузыря» тут предлагался «похоронный марш по цивилизации», объясняет автор). Теперь были «реплики отлетающей от цивилизации души». История вышла пронзительно печальной, на манер пассиона, с Бетховеном и Дебюсси в партиях «евангелистов». В патентованной идее «конца художественного света» появился щемящий оттенок частного случая. А сам композитор предстал Эвзебием, тоже как бы новость.