Под стенами Святогорского монастыря, в ста метрах от могилы Пушкина, на фоне медленно темнеющего неба, в окружении натуральных деревьев, по возможности незаметно отмахиваясь от вечерней мошкары, Большой театр сыграл оперу Мусоргского «Борис Годунов». На перенос знаменитой постановки 1948 года режиссера Леонида Баратова и художника Федора Федоровского потрачено 14 миллионов рублей. В транспортировке задействовано 12 трейлеров. Придуманы десятки рекламных слоганов, из которых самый милый -- «Великая опера для великого народа» (почти пелевинский «Солидный господь для солидных господ»). К «живым» монастырским декорациям пристроены сотни кубометров нового, не разрушающего визуальную среду декора. В акции приняли участие около 600 человек, включая актеров, оркестрантов, звуко- и светотехников. Представление посмотрели около трех с половиной тысяч человек в Святых горах и зрители прямой телетрансляции на канале «Культура».

Таким массивным образом отмечено: начало празднования 1100-летия Пскова; окончание 226-го (первого пореформенного) сезона Большого театра; начало долговременного культурного проекта «Век Дягилева», задуманного Министерством культуры и Российским театральным агентством как интерпретация российской культуры в дягилевском духе («традиции--новации--менеджмент»).

Из идейно важного: сообщено, что Большой теперь активно отдает долги российской провинции, где долго не был -- гастролировал почти исключительно по европам.

Из информационно привлекательного: анонсированы намерения Большого и псковских властей проводить у стен Святогорского монастыря и в Псковском кремле настоящий летний фестиваль -- как в тех же европах.

Из художественного: старая гвардия Большого театра во главе с Владимиром Маториным (Борис) пела в традициях двадцатилетней давности -- обаятельно тряся голосами, аки бородами. Аппаратура, ловко спрятанная в картонные носы, в лохматые усы, под шапки и кафтаны, сбалансировала звук. Архаичный визуальный стиль Баратова--Федоровского на свежем воздухе смотрелся ярко и туристически привлекательно (особенно когда стемнело). Режиссура переноса хорошо освоила необычное сценическое пространство. Дирижер Александр Ведерников (практически единственный среди участников представитель новой команды Большого театра) вылепил партитуру с необходимой долей декоративности и величавости. Большие антракты можно было использовать для приятного променада, как это принято опять-таки в европах.

За несколько дней до «святогорского» представления Мариинский театр успел показать собственную «открытую» версию «Бориса». Дело было чуть западнее -- в Выборгском замке, и редакция оперы была другая -- первая, без «Польского акта» и «Сцены под Кромами». На основе этой компактной редакции в мае Мариинка показала премьеру отчаянно современного, эстетского и несколько несобранного спектакля в декорациях Георгия Цыпина и режиссерской версии Виктора Крамера. Но для открытых мест европеизированный «Борис» технологически непригоден: выборгский спектакль продемонстрировал вполне традиционную сценографию. На фирменное мариинское западничество намекал только антураж старинного шведского замка.

Во всем мире подобные оперные представления на открытых сценах играют роль одного из самых туристически заманчивых сегментов оперного рынка. Летние оперные фестивали на открытых площадках (элитарных или демократичных, камерных или масштабных, вроде крупной «Арены ди Верона» или компактной «озерной» сцены на воде в австрийском Брегенце) хорошо удовлетворяют устойчивый спрос на престижный оперный туризм. По всей вероятности, приметы такого спроса стали заметны и в России. А пара нынешних русских «Борисов» указывает на зарождение новой оперной индустрии. Уже понятно, что функции ломовой лошади новорожденной «оперы для туристов» еще какое-то время будет выполнять «этнографическая» оперная продукция. Русская «бородатая» опера, желательно -- с царями. Одно время большим почетом пользовался «Иван Сусанин» Глинки, переименованный на заре перестройки обратно в «Жизнь за царя». Позднее оперу эту даже показывали, подобно нынешним «Борисам», под стенами монастыря -- Ипатьевского (близ Костромы). Но теперь раритетные ароматы «Жизни за царя» стали слишком отчетливы, а политическая актуальность Глинки и вовсе сомнительна.

Сумбур второй половины 90-х сделал главной «этнооперой» массивную «Хованщину». Планы постановки могучей драмы на Красной площади долго обсуждались, но пока так и не осуществились.

На сегодня самым подходящим «этнопродуктом» признан «Борис». Здесь и Пушкин, и интересный царь, и детективная фабула, и православие, и разные тулупы, и эстетический объем, и до того знакомые реплики, что то и дело мерещится какая-нибудь малообъяснимая актуальность. В «святогорском» варианте туристический потенциал пушкинских мест, музейной постановки и пылкого статуса Большого театра использован просто блистательно. К тому же благодаря легкой летней атмосфере «Баратов--Федоровский» из парадной витрины или эстетического пугала (кому как нравится) превращается во вполне чарующий ярмарочный балаган. Что, собственно, летом и требуется.

Есть хороший потенциал и у других русских опер, но для дебюта индустрии явно требовались масштабность содержания, обозримость формы, знакомый, увлекательный сюжет, «православие-самодержавие-народность» в виде эстетической интриги, и чтобы образы и диалоги были «на слуху». «Русалка» для таких проектов слишком камерна, «Снегурочка» -- идеологически не ортодоксальна, «Князю Игорю» недостает колоколов, а «Китеж» чересчур громаден. Остается ждать, когда при помощи «Бориса» жанр летней оперы в России наберется опыта, вокруг открытых сцен будут построены совершенно обязательные отельчики и ресторанчики, технологии покажутся обкатанными, а репертуар бесстрашно расширится. Ведь посмотреть на Святогорский монастырь в красивой роли легендарного града Китежа, на сказочные пушкинские места как на берендеево царство, на половецкие пляски прямо под русскими монастырскими стенами -- дорогого стоит. Захватывающие эстетические диалоги здесь можно строить практически из воздуха. И турист косяком пойдет.