Михаил Одноралов -- один из лидеров так называемого неофициального искусства 60--70-х годов. Его творческая биография преломляет принципиальные поколенческие темы «другого искусства». Вырос художник в семье арбатских интеллектуалов, учился живописному мастерству у Роберта Фалька, общался с Эренбургом, Шкловским, Рихтером, Габричевским. В начале 60-х подружился с главными альтернативными героями советского артпроцесса: Дмитрием Краснопевцевым, Анатолием Зверевым, Михаилом Рогинским. Подобно многим энтузиастам «другого искусства» Михаил Одноралов не выбрал путь жесткой оппозиции, нонконформистом в строгом смысле этого слова не стал. Получил образование историка, был на хорошем счету у советских профессоров, вступил в официальный Московский союз художников. Одновременно развил кипучую деятельность по пропаганде полузапретного искусства своих коллег и друзей. Участвовал в «бульдозерной выставке» 1974 года, устраивал квартирники (экспозиции нового искусства на частных квартирах), которые за несколько дней умудрялись посещать десятки тысяч человек («виной» тому не только и не столько «сарафанное радио», но вполне нормальное вещание «вражеских» голосов, -- Одноралов оповещал иностранных корреспондентов сам). Художник был одним из главных инициаторов большой и легальной экспозиции актуального искусства в 1975 году в Доме культуры ВДНХ. И что характерно (сейчас об этом как-то предпочитают забывать): не нонконформистский, а вполне легальный статус члена МОСХ и советского историка помогал Одноралову успешно решать все проблемы с любимым неофициальным искусством. Ведь после «бульдозерной выставки» власть однозначно пошла на диалог с художниками, а в июле 1975 года через Академию художеств Политбюро проинформировало Одноралова о том, что выставка неофициального искусства в ДК ВДНХ разрешена. Для того чтобы все удалось, нужен был именно Одноралов, не пребывающий в контрах с советской властью, а вполне коммуникабельный и лояльный к ней. Кстати, недюжинный организационный талант Михаила Одноралова увековечили на выставке в ДК ВДНХ его друзья Михаил Рогинский и Лев Бруни. Они сделали одну из первых инсталляций в СССР -- «Пальто Одноралова»: пальтишко с шарфиком, из кармана торчит бутылка кефира, -- привет пальто вождя мировой революции Ульянова-Ленина.

Благодаря социальному прагматизму Одноралова в историю российского искусства вписаны увлекательнейшие и содержательные страницы. Не забыты имена самобытнейших художников, наличествует то, что называется артпроцесс. В 1980 году Михаил Одноралов эмигрировал в Америку. Спустя тридцать лет вернулся и устроил большую персональную выставку в Инженерном корпусе Третьяковской галереи. И эта выставка дала повод говорить о поколенческом прагматизме иного толка, том, что определяет константность стилеобразующих принципов в искусстве мастера.

До отъезда за границу Михаил Одноралов писал красивые метафизические натюрморты. В колористическом отношении убеждает благородный диалог с традицией: Фальк, Моранди, де Кирико. В композиции пространственных связей экзистенциальная тоска оставленных, разобщенных предметов угадывается по аналогии с итальянской метафизической живописью (того же Моранди) или творениями коллег неофициального фронта -- Дмитрия Краснопевцева, Оскара Рабина, Михаила Рогинского. В принципе художественный мир натюрмортов Одноралова -- это такой конструктор, коллаж, все элементы которого очень выверены, тщательно и правильно подобраны и работают на умный мессидж: интеллигентная, вдохновленная хорошей модернистской традицией живопись, она во всех смыслах знает себе цену.

В эмиграции прагматический метод в творческом процессе Одноралова, думается, не только не ослаб, но больше укрепился. С начала девяностых из года в год, холст за холстом художник пишет натюрморты с расслаивающимся под стать супрематизму пространством, в которое, словно аппликация, вмонтированы одинокие предметы, старые фотографии, игрушки, голые девочки-подростки. Сверху, будто обрывки плакатов, нависают фрагменты городских пейзажей с фасадами чопорных домов викторианской Англии. Матовая, кажется, что стертая фактура, жесткая графичная манера письма сближают поздние натюрморты с эстетикой сюрреализма, нарочито условными, но режущими восприятие репродукциями деятельности подсознания, мира сновидений. Опять-таки во всем точный, даже менеджерский расчет: девочки-нимфетки -- подростковая сексуальность, Лолита, викторианские дома -- Льюис Кэрролл, Алиса; механизм вытеснения, подавления представлен раскатившимися по супрематическим плоскостям яблочками, тушками кроликов, сушеными рыбками, монструозными куколками, старинными фотографиями, игральными картами... Снова все культурно, с правильным подтекстом и поводом создания изысканных интеллектуальных конструкций, вроде тех, что предлагают авторы каталога новой выставки. Одно только смущает: чуть-чуть скучно. По сравнению с ранним периодом живопись тонкостью колорита и энергией формы не очаровывает. Композиции все-таки скорее статичны. Во всем какая-то холодная расчетливость, запрограммированность. Рассчитаны эмоции, просчитана реакция, выверен контекст интерпретации. Подобно другим неофициальным художникам, эмигрировавшим в 80-е, Михаил Одноралов социальный прагматизм совместил с прагматизмом построения собственной художественной системы. Проще говоря, он не обманывает ожиданий, не рискует изменить свой артмир. Из занятой ниши выходить не собирается. Может, так и надо.

В конце 80-х либеральный советский критик Александр Каменский свою книгу о прогрессивных деятелях официального искусства назвал «Романтический монтаж». Художественным мирам мастера неофициального искусства Михаила Одноралова, на мой взгляд, сегодня больше подойдет название «Прагматический коллаж».