|
|
N°1, 12 января 2010 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Мой дом -- моя тюрьма
Согласно подписанному буквально накануне Нового года президентом Дмитрием Медведевым федеральному закону, с 10 января 2010 года в России вводится новый вид внетюремного наказания -- ограничение свободы. Государство делает либеральный шаг в рамках модернизации нашей правовой системы и адаптации ее к мировым стандартам.
Внетюремные "инструменты" -например, как мера пресечения - существовали и раньше, и даже формально действовали. Если не углубляться в «старину глухую», то считается, что на территории России домашний арест впервые стал применяться еще при Николае I, а затем уже закрепился в результате знаменитой судебной реформы его сына Александра II в 1864 году. Тогда это была своего рода привилегия для высокопоставленных людей, также делалось исключение для престарелых, больных, беременных или кормящих грудью женщин и несовершеннолетних. Или при недостатке мест в тюрьмах. Осуществлялся домашний арест просто: в доме обвиняемого селился пристав или жандарм -- «для воспрепятствования побегу и предупреждения сношения с другими лицами».
В советском законодательстве домашний арест как мера пресечения был закреплен в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР в 1922 году (ст. 160), но практически не применялся и в 1960-м был вовсе отменен. И только принятый в 2001 году новый УПК РФ реанимировал меру пресечения в виде домашнего ареста (ст. 107). Правда, по подсчетам специалистов, эта мера использовалась судами еще реже, чем залог, который применялся не более чем в 0,2% случаев. И можно надеяться, что теперь подобная мера пресечения будет применяться гораздо активнее.
Что касается уголовных наказаний, то подписанный президентом закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с введением в действие положений Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации о наказании в виде ограничения свободы», который был принят Госдумой 16 декабря и одобрен Советом Федерации 25 декабря 2009 года, является принципиально новым шагом в отечественной практике.
Наверняка это новшество позволит разгрузить тюрьмы и следственные изоляторы, а также с помощью этого «мягкого» ограничения свободы удастся изолировать совершивших неопасные преступления граждан не только от общества, но и от криминального мира в тюрьмах и колониях, соприкосновение с которым грозит не исправлением, а «уголовными университетами». К слову, по официальным данным, на 1 ноября 2009 года в учреждениях уголовно-исполнительной системы России содержались 875,8 тыс. человек, в том числе в 755 исправительных колониях отбывали наказание 731,4 тыс. человек, в семи тюрьмах -- 2,9 тыс. человек, а в 62 воспитательных колониях для несовершеннолетних находились 6,3 тыс. человек. В 225 следственных изоляторах содержались 135,2 тыс. человек.
В Федеральной службе исполнения наказаний считают, что новый вид наказания может охватить примерно 113 тыс. человек в год. И как полагают, подобное наказание будет особенно эффективным для подростков. Не секрет, что часто малолетние хулиганы воспринимают условный срок как безнаказанность. А по официальной статистике более 80% обвиняемых в преступлении подростков получают именно условный срок.
Принятый закон можно только приветствовать. Ибо отведать российской тюрьмы мало кому хочется пожелать. Наказание должно наказывать, но не унижать. Унижение же человеческой личности -- это главный порок всей нашей пенитенциарной системы. Именно на унижении была построена система ГУЛАГа и нацистских концлагерей. И нас приучили, что ограничение свободы -- это всегда обязательно тюрьма. Притом такая, как наша, с дополнительным ограничением человеческого достоинства.
Так, может быть, ограничение свободы что-то поможет изменить? И у нас постепенно выветрится даже из профессионального сленга это жуткое словечко «осужденные», и мы поймем, что и преступники -- люди: оступившиеся, жертвы обстоятельств и стечения случайностей, пусть даже дурные и злые, свихнутые жизнью или такие урожденные. Но тем не менее люди, не лишенные права оставаться людьми, а только имеющие ряд серьезных ограничений в свободе, выборе, комфорте. А если мы унизим их еще сильнее, чем это сделала с ними жизнь, если отнимем последнюю каплю человеческого достоинства, то получим подлинного монстра, который возвратится к нам в мирную жизнь уже в образе окончательно сформировавшегося зверя.
Правда, либеральные реформы с трудом приживаются в России. Через некоторое время от них обычно остаются только «рожки» -- воспоминания, и «ножки» -- то есть лишь формальное исполнение, когда мы можем в случае чего всему миру продемонстрировать, что у нас это тоже есть, но «руками не трогать». У нас ведь многое появляется лишь в «опытных» образцах, для показа по случаю.
Поэтому у подобных инициатив много резонных скептиков. Хотя даже у таких попыток есть принципиальные активные противники. Это сторонники ужесточения репрессивных мер -- от введения смертной казни до увеличения сроков тюремного заключения и т.п. Но по-моему, нам как раз не хватает милосердия, смирения нравов и милости к падшим, а не жестокости. Наше общество давно истосковалось по общей гуманизации жизни. Поэтому любое нововведение, направленное на либерализацию нашей уголовно-процессуальной и особенно пенитенциарной системы, должно приветствоваться.
Ввели суд присяжных -- хорошо, расширили статьи, по которым можно не лишать человека свободы, а наказывать рублем, -- правильно, ввели как дополнительную меру пресечения залог -- хуже не будет. И вот теперь -- альтернативное тюрьме наказание: ограничение свободы. Пожелаем этому закону более удачливой судьбы, чем альтернативная служба в нашей армии.
Анатолий БЕРШТЕЙН