Для сочинения нового ледового шоу, что будет месяц идти в «Лужниках» и должно составить конкуренцию традиционным елкам, собрались люди с достаточно звучными именами. Режиссер Нина Чусова (в биографии -- спектакли от «Мамапапасынсобака» в «Современнике» до «Тартюфа» в МХТ); художник Зиновий Марголин (изобретатель самолета в «Норд-Осте» и балетной студии в эйфмановской «Чайке»); художник по костюмам Мария Данилова («одевшая» массу знаменитых спектаклей -- от «Шута Балакирева» в Ленкоме до «Евгения Онегина» в Большом); поэт Алексей Иващенко (из дуэта «Иваси»). Все же самым крупным шрифтом на афишу шоу, выпущенного компанией Stage Entertainment (что занимается в основном мюзиклами, в истории -- «Кошки», сейчас -- «Красавица и Чудовище»), вынесено имя тренера Татьяны Тарасовой. И это совершенно справедливо: ее работа -- главная составляющая этого шоу.

Зиновий Марголин придумал квартал немецкого города, с притиснутыми друг к другу домиками, в окнах которых теплится свет. Четырехугольник фасадов стоит на льду в начале представления и легко поднимается вверх, освобождая место для катающихся героев; собственно этим функции декорации заканчиваются, то есть можно было бы запросто обойтись без нее. Костюмы делали как будто два разных человека: рядом простые, но славные одежки Маши и ее братца, замечательно изящные наряды их родителей -- и анилиновая пестрота жителей Конфитюренбурга, от которой хочется зажмуриться. Алексею Иващенко досталась работа весьма своеобразная -- он должен был придумать тексты к классическим мелодиям Чайковского; как мог, он с этой работой справился. Что делала именно Нина Чусова, непонятно; ничего, что подпадало бы под определение «режиссура», в «Лужниках» замечено не было. Тем не менее «Щелкунчик на льду» вполне можно рекомендовать к просмотру с детьми младшего школьного возраста -- они получат удовольствие, да и вам особенно скучно не будет.

Потому что ледовая партитура аккуратно продумана и внятно воплощена: никаких рекордистских трюков (предел сложности -- пара тройных тулупов, вброшенных в текст фигуристам), но славно выстроенные рисунки, апеллирующие к «елочной» теме. Вот вереница джентльменов, что держатся друг за друга, одновременно садятся в пистолетик и так и едут по дуге, прорисовывая нечто вроде гирлянды. Вот Дроссельмейер, возвышающийся (точнее, возвышающаяся, ибо роль отдана девушке) на своеобразном гибриде коньков и ходулей, поднимает ногу в вертикальный шпагат -- и обозначена елочная верхушка. А чуть суетливые правители Конфитюренбурга (в спектакле кратко рассказывается и присутствующая у Гофмана, но не использованная Чайковским предыстория Щелкунчика) предстают округлыми золотыми шариками.

Конечно, не обходится без курьезов: традиционные па фигуристов порой никак не совпадают с текстом, что читается по трансляции. Например, идут обращенные к детям реплики родителей: «Пора домой!», «Всем пора ложиться спать!» -- а в это время папа крутит маму в тодесе. Но понятно, что хихикают по этому поводу зрители старше десяти лет -- целевая же аудитория завороженно следит за тем, как парик почтенной дамы чуть не касается льда, и спрашивает, волнуясь: «Ой, он ведь не отпустит руку, правда?»

В отличие от балетной сказки, где главная героиня, безусловно, Маша, а разбойный ее братец Франц появляется лишь ненадолго, чтобы доставить как можно больше неприятностей в единицу времени, в ледовой сказке Татьяны Тарасовой брат и сестра дружны и уравнены в правах. Франц сражается с мышами наравне со Щелкунчиком; вообще тема сражения прорисована более подробно -- с выкатыванием больших пушек, с маршем черных мышей (глаза у них эффектно светятся электричеством). То есть если вспомнить детское деление жанров, этот спектакль больше «про приключения», чем «про любовь»; финальное адажио Маши и Щелкунчика есть, но, прощаясь со зрителями, герои объезжают арену в открытой карете втроем. Еще никаких романов; с принцем хорошо просто подержаться за руку; брат будет рядом всю жизнь -- как же может быть иначе? Славная, детская-детская сказка.