|
|
N°233, 17 декабря 2009 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Три удара «Молотом»
В Перми появился новый театр
Рекламный плакат в аэропорту Большое Савино -- «Театр «Сцена-Молот». Новые герои. Новые зрители». Бабушка на фото хитро щурится на пассажиров: не ждали?
Может показаться странным, а может, и логичным, что в Перми, болезненно переживающей серию трагических происшествий (падение самолета в октябре 2008-го, «бешеный автобус», два месяца назад протаранивший 20 легковушек, и вот теперь пожар в «Хромой лошади»), на исходе траурной недели открылся новый театр. «Сцену-Молот» придумал Эдуард Бояков, основатель «Золотой маски», соучредитель фестиваля «Новая драма», ставшего уже достоянием истории. Театральная Москва знает Боякова как руководителя театра «Практика», который ориентирован на современную по форме, жесткую по содержанию, принципиально несервильную, неразвлекательную и честную драматургию.
Формула Гете «Тяжким молотом взвивайся -- Или наковальней стой» приложима к театральному процессу, словно рука военного к козырьку. Легко, свободно, красиво. И главное -- правильно. Не хочешь быть молотом, формирующим новое, -- застынь в неизменных сетованиях на современную драматургию, которая конечно же не соответствует, не дотягивает, не отвечает.
Сегодня московские зрители могут позавидовать пермякам. За нулевые годы найдется немного новых театров, которые сразу заявили бы о себе не просто громко или скандально -- осмысленно и дерзко. Три спектакля, которые в Перми играли три дня, -- три гулких и точных удара молотом.
«Сцена-Молот» не клон «Практики». Единственный формально адаптированный к пермской сцене московский спектакль -- «Собиратель пуль» (пьеса Юрия Клавдиева, постановка Руслана Маликова) -- настолько отличается от первоисточника, что впору говорить о другом произведении. Новое музыкальное оформление, местные актеры, которые еще только пристраиваются к рисунку игры занятого в главной роли москвича Донатоса Грудовича, ощутимое присутствие местного контекста. Фигуры в темном, в московской версии выполнявшие исключительно служебные функции, неожиданно стали некими жрецами, совершающими странный и древний ритуал. «Собиратель» превратился в готически-мрачное действие. И пожалуй, такой спектакль стал ближе к духу самой пьесы.
«Чукчи» (пьеса Павла Пряжко, режиссер Филипп Григорьян) начинается как режиссерская пристройка к тексту популярного белорусского автора, и поначалу присущая Григорьяну визуально-пластическая изобретательность кажется избыточной. Бесконечная, словно чукотская тундра, интертекстуальная гиперотсылка к Магритту и Дали, Беккету и Пинтеру, к соц-арту и видеоэкспериментам Юфита и даже к старой доброй советской кинокартине «Начальник Чукотки». Но больше всего связей с чеховскими мотивами.
Пряжко, похоже, пытался повторить однажды успешно исполненный фокус. «Жизнь удалась» была пересказом чеховской «Свадьбы» на быдляческом языке. «Чукчи» как драматургический текст -- скрещение «Дяди Вани» с дискурсом советских анекдотов. Проблема в том, что речь депрессивных и брутальных городских окраин на поверку оказывается куда богаче языка анекдотов, придуманных вечно рефлексирующей интеллигенцией. Чукча-писатель Миша пытается выстроить диалог с женой Машей -- поверх смысла и вне всякой реальности. Пересказать, что происходит, практически невозможно: то ли намечается адюльтер, то ли все это предсмертный бред замерзающего в снегах, никому не нужного жителя Чукотки. Визуальное начало растет и набирает мощь. Постепенно публика впадает в состояние транса от созерцания движущихся картинок, а появление маленького красного Чебурашки способно растрогать до слез. Как сказал один из зрителей, «сначала думаешь, что это про измену, а потом оказывается -- про крах цивилизации».
Лучшие рэп-группы России явились из провинции -- логично, что первый российский рэп-спектакль поставлен в Перми. Дебют жанра в высшей степени достойный, и заслуга тут во многом принадлежит режиссеру. «Засада» (текст Юрия Клавдиева, постановка Юрия Муравицкого) -- точно просчитанная смесь быта, мата и одиночества. Хлесткие диалоги, хип-хоп-танцы местной команды и харизматичный репер Сява -- солист. Провокация как смыслообразующий прием. «Зачем ты спишь с негром?» -- крикнул на одном из спектаклей кто-то из зрителей. Сява смолчал, театралы замерли: отыграет не отыграет? Спустя какое-то время -- и точно в тот момент, когда этого требовал ход действия, -- Сява подошел к сидевшей на ступеньках девушке, взял у нее бутылку воды, сделал глоток, а потом записал номер телефона. И уже отходя, небрежно бросил в зал: «А ты говоришь, сплю с негром». В ответ, как писали в отчетах о партийных съездах, бурные, продолжительные аплодисменты.
Принципиальная установка создателей нового театра -- не повторять уже отработанного, хотя и успешного опыта. Отношения «Сцены-Молота» с «Практикой» заявлены как равноправно партнерские. В ближайшие дни в Перми пройдут поэтические спектакли Веры Полозковой, Елены Фанайловой и Веры Павловой -- москвичи их уже видели. А совершенно новый и по языку, и по глубине психологизма, как обещают постановщики, спектакль «Агата возвращается домой» (эту новогоднюю сказку написала Линор Горалик) пермским зрителям представят 24 декабря. В «Практике» его покажут только в будущем году, в рождественскую неделю.
Алексей ЗЕНЗИНОВ, Владимир ЗАБАЛУЕВ