У каждого театра есть свой «золотой запас», или то, что он считает таковым, сочинения знакового для театра балетмейстера. История балета течет-катится, барханы времени переливаются, и вдруг появляется человек и продавливает такой след на песке, что остается очень надолго. В Парижской опере это Нуреев, в английском Королевском балете -- Аштон и Макмиллан, в Большом -- понятное дело, Григорович. И достоинства и недостатки персоны критики могут обсуждать десятилетиями, степень одаренности может очень различаться. Но есть след, и у артистов театра есть острое чувство «своей» истории, за которую они готовы идти в бой, даты которой они счастливы праздновать.

Такой балетмейстер есть и у Музыкального -- Владимир Бурмейстер. Его «Лебединое озеро» -- визитная карточка театра, его «Снегурочка» собирает неминуемые аншлаги. Естественно, что в наши дни, когда в моде восстановление старых спектаклей, на Большой Дмитровке воскресили «Эсмеральду» Бурмейстера.

Поставленный в 1950 году спектакль шел в Музыкальном десятилетиями, исчезал и появлялся в репертуаре -- и каждый раз поражал своей жизнеспособностью. Поражает и сейчас -- конструкция надежна, и артисты с воодушевлением в ней работают. И вот театр, отлично чувствующий современных балетмейстеров первого ряда, умно и точно воспроизводящий сочинения Ноймайера и Начо Дуато, а в финале этого сезона обещающий вечер Иржи Килиана (первым в стране сумели договориться с гаагским гуру!), уверенно играет в советский драмбалет. Утверждая элементарную истину: нет плохих стилей, есть бездарные балетмейстеры.

А Бурмейстер был по-настоящему талантлив, это видно в каждой мизансцене. Он верил, что балет должен быть понятен зрителю без либретто, и в его танцпересказе романа Виктора Гюго явлены все обстоятельства, прописаны все причины и следствия. При этом действие ни разу не тормозит, движется бодрым ходом, и всем -- даже второстепенным персонажам -- придуманы танцы.

Действие начинается появлением Гудулы (Инна Гинкевич) -- измученная нищенка бредет с ребенком по сцене и от усталости падает у собора без чувств; крохотная дочка деловито укладывается спать рядом с матушкой, видно, что ей это привычно. Проходящий мимо табор цыган обращает внимание на женщину; ее считают умершей (поднятая насильно вверх рука падает безжизненно), укрывают лицо платком и забирают ребенка. Когда Гудула придет в себя, цыганский платок скажет ей, кто виноват в несчастье. Это -- пролог; но и в прологе (что мог бы быть по законам жанра чисто мимически-повествовательным) Бурмейстером поставлен дикий всплеск эмоций Гудулы, отчаянные ее прыжки, обещание трагического развития событий.

Поэт Гренгуар в этой версии исчез, лишь трое мужчин, а не четверо играют важную роль в жизни забранной когда-то цыганами девочки, превратившейся в диковатую юную красотку (Наталья Ледовская замечательно воспроизводит юную порывистость движений). При этом по все тем же старинным канонам большие танцевальные монологи есть лишь у прекрасного Феба (роль досталась Семену Чудину). Квазимодо (Антон Домашев) носит огромный бутафорский горб и передвигается на скрюченных ногах -- время, когда физическое уродство стали изображать лишь танцем, в 1950-х еще даже не виднелось на горизонте. А Клоду Фролло (Виктор Дик) выдана суровая походка и однажды (в тюремной сцене) прорвавшаяся буйная жестикуляция. Зато сочинены огромные народные сцены -- иногда вызывающие восхищение, иногда -- понимающую улыбку.

Бурмейстер умел и любил работать с кордебалетом -- и парижское население роится, сочувствует героине, развлекается и горюет увлекательно и разнообразно. Иногда оно даже идет в бой -- прямо-таки во дворце Феба, когда не пришедшихся ко двору цыганок начинает выгонять стража, откуда ни возьмись появляются французские пролетарии и без проблем рушат охрану на пол -- мол, не тронь наших девушек. А блестящая сцена сражения перед собором, когда народ защищает Эсмеральду! Какой там воин с гигантским булыжником на веревке -- снаряд раскручивается, плохие парни разбегаются. В этой реальности, в реальности Бурмейстера, Великая французская революция могла случиться на триста лет раньше -- и никто из зрителей не запротестовал бы, так красочно была прописана готовность к ней балетного народа.

Но все же «Эсмеральда» -- это история любви, и Бурмейстер мог рассказывать и о нежных чувствах, а не только о революционных. Лучше всего придуман (и отлично исполнен сейчас в Музыкальном) дуэт Эсмеральды и Феба в его дворце. Вот случилась помолвка Феба и Флер де Лис (Наталья Сомова), прошли парадные танцы, гости отправились куда-то за кулисы. Феб остается один и приглашает к себе проходящий мимо табор; в нем -- уже влюбленная в сияние офицерских лат Эсмеральда. Только что -- с невестой -- Феб вел себя покровительственно и галантно; теперь его отпускает, можно быть самим собой. И он хватает девушку в охапку, сжимает, как воробья в ладони, удивляется ей, удивляется самому себе, радуется... Дуэт состоит из поддержек, что кажутся спонтанными, резкими и потрясающе нежными. Так, усаженная героем на плечо Эсмеральда сжимается в клубок, чтобы поцеловать его, и в маленьком этом движении столько естественного чувства, сколько редко можно наблюдать в классическом балете.

И другой дуэт -- Эсмеральда и Квазимодо: солдаты Феба только что отобрали девушку у горбуна, который должен был похитить ее по приказу Клода Фролло. Несколько ударов, что наносят стражники уродцу, поставлены с небалетной жестокостью -- ох, в пятидесятых все знали, что такое слуги правосудия. Дальше девушка кидается и закрывает своего неудачливого похитителя от возмездия; солдаты уходят. И идет дуэт, то есть не дуэт вообще-то, они друг к другу не прикасаются, но параллельные монологи. Мечтательные, замедленные па Эсмеральды, зачарованной блистательным Фебом, -- и несколько движений Квазимодо, который одновременно морщится от боли в ребрах и не может невольно не тянуться к удивительному пожалевшему его существу. Он ухитряется доползти до того места, где Эсмеральда на какое-то мгновение замирает, но, сделав доброе дело, девушка бедолагу больше не видит и отходит... и между ними снова гигантское для калеки расстояние.

Через месяц в Большом ожидается своя «Эсмеральда» -- Юрий Бурлака и Василий Медведев выпускают реконструкцию спектакля Мариуса Петипа. Понятно, что там в постановку вкладываются другие деньги (хотя спектакль Музыкального никак не назовешь бедным; славно смотрятся прописанные задники с видами средневекового Парижа), но будет ли балет столь же успешен, еще надо посмотреть. Мариус Петипа в чистом виде никогда не был «фирменным» автором Большого театра, потому возможны неожиданности.