Незадолго до Рождества, а именно 16 декабря 1976 года, без четверти шесть утра в дверь дома семейства Льюис позвонили. Когда Норма (Кэмерон Диас) открыла дверь, с улицы слышался лишь звук отъезжающей машины, а на пороге стояла квадратная коробка, в которой Норма и ее муж Артур (Джеймс Марсден) не без удивления обнаружили странное устройство, украшенное большой красной кнопкой. Сопроводительная записка гласила: «Мистер Стюард приедет к вам в пять». Супруги решили, что это рекламная акция, но в пять часов мистер Стюард (Фрэнк Ланджелла) действительно приехал -- и на рекламного агента он был совсем не похож. У мистера Стюарда не было половины лица -- вместо него зиял страшный ожог, а сквозь переплетение обугленных жил просвечивали зубы. Мистер Стюард объяснил Норме, что к чему: если она или ее муж нажмут кнопку, то где-то на земле умрет абсолютно неизвестный им человек, а Льюисы станут обладателями миллиона долларов наличными...

Любителям «черной литературы» этот сюжет прекрасно знаком -- именно так начинался рассказ великолепного писателя Ричарда Мэтесона «Кнопка, кнопка», вошедший во все хрестоматии жанра и уже экранизированный однажды в качестве эпизода телесериала «Сумеречная зона». Но то была пусть отменная, но все-таки миниатюра, подходящая в лучшем случае именно что для короткометражки, и ничего фантастического или оккультного в ней не было -- речь там шла о том, кого на самом деле можно назвать незнакомцем, и смысл концентрировался в финальной фразе мистера Стюарда: «Неужели вы думаете, что по-настоящему знали своего мужа?» То, что сделал с этой классической историей Ричард Келли, по-настоящему потрясает и толком не укладывается в голове даже после того, как фильм кончится.

Келли, создатель одного из самых важных фильмов начала миллениума «Дони Дарко», превратил поучительную страшилку в совершеннейший галлюциноз, отсылающий не столько к «Сумеречной зоне» или серии «Альфред Хичкок представляет», сколько к лучшим -- максимально дискомфортным и неуютным образцам американской параноидальной кинофантастики -- «Вторжению похитителей тел», «Деревне проклятых», «Степфордским женам» (разумеется, не новой комической версии с Николь Кидман, а настоящим). Оказывается, что Артур работает в НАСА и его только что не взяли в отряд астронавтов, хотя он бредит Марсом и лично знаком с фантастом Артуром Кларком. Что сиделка, приходящая к маленькому сыну Льюисов, вовсе не та, за кого себя выдает. Что «мои работодатели», как выражается мистер Стюард, стоящие за всеми этими странностями, гораздо могущественнее и страшнее любых спецслужб, на которые подозрение падает в первую очередь. Что все в конце концов кончится очень и очень плохо (насколько -- лучше даже и не думать). «Ад -- это другие», -- объясняет на уроке литературы Норма своим ученикам философию Сартра, и очень скоро оказывается, что Сартр был не только прав, но и, пожалуй, даже несколько идеализировал ситуацию. «Достижения науки могут иногда сойти за чистую магию» -- эта цитата из помянутого уже Кларка украшает стену подвала в доме Льюисов, но возможно и обратное -- магия (причем самая что ни на есть темная) может с легкостью выдавать себя за науку, а порой становится непонятно, что есть что. В какой-то момент происходящее на экране перестает иметь малейшее отношение к здравому смыслу, становится избыточным, шизофреничным, невыносимо жутким, но оттого не менее блистательным. И заставляет по-новому взглянуть на персону Ричарда Келли. После триумфа «Донни Дарко» он снял престранные, провалившиеся с оглушительным грохотом «Сказки Юга» (но речь не об этом -- для того чтобы внятно описать этот на самом деле незаурядный фильм, требуется совершенно отдельное настроение и веский повод) -- и его перестали воспринимать как новую надежду «сумеречного кино». В американском прокате «Посылка» идет сейчас весьма скромно, но не оценить совершенно ни на что не похожее дарование режиссера после нее -- невозможно и непростительно. Тараканы в его голове каких-то совсем невероятных размеров, словно в фантастических фильмах 50-х годов про гигантских насекомых, и ведут они себя в полном соответствии с классикой: «У меня в черепной коробке -- тараканы, жуки и пробки. Когда пробка выпала вниз -- по одежде жуки разбрелись...» После дебюта Келли даже самые преданные и искренние его поклонники восхищались в первую очередь тем, как точно и безысходно показывает он повседневную жизнь Америки 80-х и неизбежную трагедию взросления, от эпохи не зависящую. А все научно-фантастические добавки вроде «философии путешествий во времени» казались весомым, но все-таки придатком. После «Посылки» стало ясно: при всей психологической точности, которая никуда, разумеется, не делась, к метаморфозам науки и магии, которые и составляют основу жанра, он относится более чем серьезно. Для него это нечто куда большее, чем игра. И вот от этого становится по-настоящему жутко. В общем, «неужели вы думаете, что знали Ричарда Келли по-настоящему?»