Чем ближе декабрьские переговоры в Копенгагене о новых глобальных соглашениях по климату, тем меньше ясности и в отношении того, что же там будет подписано, и в отношении стратегических перспектив этих соглашений. Неясно, случится ли вообще в Копенгагене что-либо значимое, -- по итогам недавних переговоров по климату в Барселоне исполнительный секретарь Рамочной конвенции ООН об изменении климата Иво де Боер и генсек ООН Пан Ги Мун высказались за продление сроков проведения переговоров. Если так и произойдет, широко разрекламированный копенгагенский саммит завершится принятием очередной политической декларации.

Борьба с изменениями климата -- крупнейший вызов для политических лидеров современности. С одной стороны, признание важности этой проблемы окончательно стало в мире политическим мейнстримом -- теперь ее не отрицают даже руководители нефтегазовой корпорации ExxonMobil и генсек Компартии Китая Ху Цзиньтао, а отрицают все больше политические изгои или ультраконсерваторы типа польского президента Качиньского. Да и перспективы проблем, вызываемых изменениями климата, серьезны -- повышение уровня Мирового океана и затопление огромных территорий, опустынивание, рост числа засух и наводнений, потеря плодородных земель. Ну и, разумеется, связанное с этим вынужденное массовое переселение людей, войны и конфликты, жертвы. На сентябрьской конференции по климату в Нью-Йорке премьеры Мальдивских островов и Бангладеш буквально умоляли мировое сообщество сделать «хоть что-нибудь»: повышение уровня Мирового океана угрожает этим странам исчезновением с лица земли.

С другой стороны, разрыв между восприятием этой проблемы учеными и политиками и уровнем общественной осведомленности о ней растет. За последнее десятилетие темпы глобального потепления очевидно приостановились, а люди, привычно сконцентрированные на личном бытии, не понимают, почему правительства должны платить огромные деньги за «какую-то там» проблему «потепления», доказательств существования которой в повседневной жизни они не видят.

Противники борьбы с изменением климата -- в основном консерваторы и поборники экономической свободы -- активно пользуются этим и развязали против климатических соглашений настоящую войну, умело навешивая на них ярлыки «попыток создания мирового правительства» и «нового экологического тоталитаризма». Действительно, ретранслируя обязательства правительств по снижению выбросов углекислого газа на частный сектор, соглашения предусматривают введение различных форм «углеродного налога» -- штрафов и платы за углеродные выбросы частных предприятий. Вводимая глобальная регуляторная система предполагается довольно сложной и действительно беспокоит многих неопределенностью объема и полномочий регулирующих органов.

Климатический вызов для человечества, таким образом, превращается не только в крупнейшее испытание способности человечества к коллективному действию, но и в передовую линию борьбы сторонников полной свободы рынка и сторонников умеренного, но необходимого для решения важных глобальных проблем государственного вмешательства в экономику. Сторонники климатических соглашений в споре с догматиками-рыночниками называют неспособность человечества справиться с проблемой изменения климата крупнейшим в истории «провалом рынка» -- термин, который поборники тотальной экономической свободы слышать не любят, но спотыкаться о который человечеству тем не менее приходилось уже много раз.

Для того чтобы этот провал рынка ликвидировать, нужно заключать новые соглашения как можно быстрее -- действие Киотского протокола заканчивается в 2012 году, и подписание новых соглашений необходимо для ликвидации вакуума, возникающего начиная с 2013 года.

Нет смысла снова и снова возвращаться к дискуссии о том, влияют ли выбросы углекислого газа на изменение климата, -- в конце концов наукообразные рассуждения на темы климатологии из уст экономистов выглядят по определению смешно. Факт в том, что в таком влиянии убеждено большинство климатологов мира (при этом меньшинство ученых-скептиков получает непропорционально большее медиаосвещение), что и легло в основу принятия в 1994 году Рамочной конвенции ООН по климату. Неоспоримым фактом является и то, что за время индустриализации концентрация парниковых газов в атмосфере существенно возросла, увеличившись до 435 частиц на миллион против всего лишь 280 частиц в XIX столетии. Наука утверждает, что это непосредственная причина быстрых климатических изменений -- следовательно, политики должны действовать.

Если оставить все как есть, то к концу нынешнего столетия средняя температура на планете может вырасти на 5оС по сравнению с доиндустриальным уровнем. Чтобы удержать рост средней температуры в пределах 2оС, придется сократить выбросы углекислого газа в атмосферу с нынешних 50 млрд тонн в год менее чем до 35 млрд тонн в 2030 году и менее чем 20 млрд тонн в 2050 году. В отличие от символического Киотского протокола речь идет о реальном и серьезном сокращении выбросов, и особенно тяжело придется развитым странам. Здесь выбросы СО2-эквивалента на душу населения наиболее высоки -- от 24 тонн в год в США до 12 тонн в странах ЕС против 6 тонн в Китае и менее 2 тонн в Индии. Если к 2050 году население планеты составит 9 млрд человек, то средние выбросы углекислого газа должны быть уменьшены до 2 тонн на человека в год -- для западных стран это означает довольно кардинальную смену образа жизни.

Выглядят такие цели тяжелыми, но с учетом постепенного перехода мировой энергетики с угля на природный газ и альтернативные источники топлива не такими уж фантастическими. Многие развитые страны уже ставят перед собой цели сокращения выбросов на 80% к 2050 году.

Правда, есть сомнение в том, что проблему выбросов углекислого газа можно решить только усилиями стран-энтузиастов -- государств ЕС, Японии, Австралии. «Контрольный пакет» все равно в руках у двух крупнейших эмиттеров в абсолютном выражении -- США и Китая, на долю которых приходится почти половина мировых выбросов парниковых газов.

Если с Китаем есть определенный прогресс (на сентябрьском саммите по климату в Нью-Йорке председатель КНР Ху Цзиньтао впервые заявил о готовности Китая принять на себя конкретные обязательства по снижению объемов выбросов парниковых газов к 2020 году на 15% по сравнению с уровнем 2005 года), то позиция США остается неопределенной. Несмотря на благожелательную риторику Барака Обамы в отношении борьбы с изменениями климата, резко контрастирующую с «климатическим нигилизмом» его предшественника, США пока так и не присоединились к Киотскому протоколу и не взяли на себя конкретных обязательств по снижению выбросов в будущем.

Обаму можно понять -- он ввязался в большое число ресурсоемких долгосрочных проектов, от реформы здравоохранения до афганской кампании, и подвергается мощным атакам республиканского лобби, небезуспешно раскручивающего тему «социалистической» направленности политики Обамы и критикующего его за усиление государственного вмешательства в экономику. На этом фоне еще один шаг по ограничению частного бизнеса -- а введение в США любых форм «углеродного налога» будет довольно болезненным ограничением -- популярности Обаме не добавит.

К тому же у обсуждаемых проектов копенгагенских соглашений есть два важных слабых места, ставящих под вопрос их будущее.

Первое, системное, в том, что, как и Киотский протокол 1997 года, а до этого Рамочная конвенция ООН по климату 1994 года, закладываемые в эти соглашения параметры сокращения выбросов парниковых газов не являются плодом универсального подхода к их сокращению, единообразного для всех стран. Напротив, это вновь набор результатов сиюминутного индивидуального торга между странами. Как и параметры Киотского протокола, плоды этого торга с течением времени будут становиться все менее и менее релевантными и объяснимыми, вызывая вопросы о том, почему та или иная страна получила в протоколе преференции или, наоборот, более жесткие условия снижения парниковых выбросов. Это долгосрочная мина под легитимностью новых соглашений. Более того, в проектах копенгагенских документов в качестве базы для принятия юридических обязательств закрепляется разделение между развитыми и развивающимися странами, хотя эта грань становится все более и более размытой. По сути, Китай, крупнейший эмиттер парниковых газов, попадая в число развивающихся стран, имеет все шансы вновь избежать конкретных обязательств о снижении выбросов, как и в Киотском протоколе. С учетом обретенной в последние десятилетия экономической мощи и степени реального воздействия на климат некоторых стран, традиционно относимых к развивающимся, такое разделение сегодня не выглядит ни справедливым, ни обоснованным -- правда, развивающиеся страны со своей стороны апеллируют к принципу «исторической ответственности» индустриально развитых стран за уже накопленную концентрацию СО2-эквивалента в атмосфере.

Вторая проблема в том, что будущее заключаемых соглашений во многом зависит от смены политической конъюнктуры в крупнейших странах-участницах, которая, в свою очередь, неустойчива из-за продолжающегося кризиса. Если соглашения будут подписаны в ближайшие месяцы, не факт, что в ряде стран после этого к власти не придут новые лидеры, которые откажутся их исполнять. Так было в 2001 году, когда Джордж Буш отказался вносить на ратификацию Киотский протокол, подписанный в 1997 году Альбертом Гором. Тем более что соглашения далеко не бесплатны (только ЕС оценил свои ежегодные расходы на борьбу с климатическими изменениями в 100 млрд евро), а активное вмешательство правительств в экономику в ходе сегодняшней борьбы с экономическим кризисом имеет все шансы стать главным объектом критики со стороны оппозиционных партий в будущем -- этой реваншистской неолиберальной волной может смыть и копенгагенские соглашения.

Но в конце концов никакие крупные международные соглашения не рождались легко. Главное -- помнить, что если соглашения в Копенгагене и будут подписаны, это будет лишь первым шагом. Впереди у борцов с изменениями климата долгий и изнурительный путь.