Конфликт в Пригородном районе -- дата не из тех, что принято отмечать. Между тем это был первый случай массовых кровопролитных столкновений на территории постсоветской России, пролог к обеим чеченским войнам и отчасти предвестник нынешней агрессивной ксенофобии больших городов. В минувшее воскресенье исполнилось ровно 17 лет с того дня, как первый президент России Борис Ельцин распорядился ввести федеральные регулярные части на пылавшую уже несколько дней административную границу Северной Осетии и Ингушетии. Армия и внутренние войска разделили стороны, но фактически не смогли предотвратить самую настоящую этническую чистку -- около 30 тыс. ингушей должны были покинуть свои дома во Владикавказе и селах Пригородного района и бежать на территорию Ингушетии. Некоторые не вернулись домой до сих пор. Некоторые все еще живут в ветхих времянках, когда-то выделенных российскими ведомствами или международными гуманитарными организациями. В семьях беженцев успело вырасти целое поколение.

Большинство этих людей, естественно, получили образование, нашли работу, часто неплохую, как-то устроились в этом мире. Но осень 1992 года не изгладится из их памяти никогда. Как не изгладится она из памяти их соседей-осетин, большинство которых совершенно неожиданно для себя проснулись однажды утром прямо в эпицентре уличного боя и были вынуждены защищать свои дома и семьи.

Такие вещи происходят мгновенно, а вытравить после этого взаимную ненависть и недоверие не удается годами. Впрочем, это как раз тот случай, когда и местным жителям, и российской власти приходится расплачиваться за решения, принятые советским руководством, в грош не ставившим человеческую жизнь, зато считавшим себя вправе произвольно рисовать на карте любые границы и распоряжаться судьбами целых народов.

В 1944 году была ликвидирована Чечено-Ингушетия, а оба ее "титульных народа", которые еще недавно считались союзниками советской власти в борьбе с "реакционным" казачеством и белой армией, подверглись массовой депортации в Казахстан и Среднюю Азию. Равнинные земли бывшей Чечено-Ингушетии к востоку от Владикавказа, которые до революции относились к Назрановскому округу Терской области, а потом были частью Назрановского (Ингушского) округа Горской автономной республики, отошли к Северной Осетии.

В 1957 году наступила реабилитация, и Чечено-Ингушетия снова появилась на карте РСФСР. Но Пригородный ей решили не возвращать, "компенсировав" его тремя равнинными районами Южного Ставрополья над Тереком. А в 1992 году, когда Чечня провозгласила отделение от России, а Ингушетия, наоборот, получила права республики в составе РФ, "территориальная компенсация" целиком оказалась в руках Грозного. Ингушетия, официально созданная лишь 4 июня 1992 года, поставила вопрос о территориальной реабилитации, тем более что фактически несколько десятков тысяч ингушей уже жили к тому моменту и в селах Пригородного, и в самом Владикавказе. Более того, некоторые села Пригородного района имели (и сохраняют) огромное значение для ингушей не просто как дом, пастбище и пахотная земля, но и как ядро этнической идентичности -- например, Ангушт, родное село президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова, которое на русских картах обычно называется Тарское.

Этнология знает такой термин "этнические предприниматели". Это ни в коей мере не о бизнесе, а о социальной активности, о политической апелляции к этнической идентичности группы. Этнические предприниматели с обеих сторон, несомненно, использовали момент в полной мере. Результат -- несколько дней боев, свыше 500 убитых, множество раненых, пропавшие без вести, люди, побывавшие в заложниках, несколько десятков тысяч беженцев. И уже почти два десятилетия взаимной ненависти.

Второй президент России Владимир Путин поручил ликвидировать последствия конфликта. Федеральная миграционная служба потратила несколько лет на то, чтобы выяснить, сколько реально людей претендует на возвращение в Пригородный район, и многих из них действительно вернула, преодолевая противодействие с самых разных и подчас неожиданных сторон. Но, во-первых, еще хватает тех, кто в буквальном смысле видит свой родной двор, но не может туда переехать. А во-вторых, ингушам все равно кажется, что возвращение лишь полумера, им хотелось бы перенести границу. В свою очередь осетины настороженно следят за возвращением ингушей, которые и без переноса границы, только в силу высокой рождаемости уже через несколько лет будут абсолютно доминировать в целом ряде сел Пригородного района.

Вполне естественно, что каждый муниципалитет в таких условиях как участок поля боя. В муниципалитетах Пригородного есть несколько этнических ингушей, но это скорее лишь имитация присутствия: очевидно, что Владикавказ приложит все усилия для сохранения контроля над местным самоуправлением. Ингушские муниципалитеты, созданные впервые во время выборов 11 октября 2009 года, как пазл, образовали официальную административную границу республики. Президент Евкуров запретил популистам обращаться к теме Пригородного, но не надо быть ингушским популистом, чтобы понять: те, для кого Пригородный родина, нынешнюю карту муниципалитетов все равно будут считать временной.

Северная Осетия сделала все, чтобы закрепить линию административной границы: Владикавказ в Конституционном суде получил толкование, что граница не может быть изменена иначе, как по взаимному согласию субъектов, и фактически "обездвижил" статьи закона о реабилитации репрессированных народов, касающиеся территориальной реабилитации. Центр тоже не собирается переносить границу -- это стало бы прецедентом для множества других территориальных споров в России.

Люди, занятые урегулированием последствий 1992 года, нередко действительно талантливые и знающие специалисты, действуют именно в этих рамках и сосредоточены в основном на возвращении беженцев и обеспечении им места жительства. Определенные успехи есть. И любой сдвиг к лучшему -- победа на фоне того недоверия, которое только усилилось между двумя соседними народами после трагедии в Беслане в 2004 году, ведь осетины склонны ассоциировать террористов с ингушами вопреки расхожему тезису о том, что у бандитов нет ни религии, ни национальности.

Сейчас граница Северной Осетии и Ингушетии уже меньше похожа на линию фронта. Президент Евкуров, например, частенько ездит в родное село, стараясь демонстрировать, что гражданин России остается таковым и в Ингушетии, и в Северной Осетии вне зависимости от фамилии и прописки. Но именно этого, кажется, до сих пор не поняли ни те, кто участвовал в конфликте или пострадал от него, ни те, кому поручено урегулирование. Вопрос ведь не в том, к какому из регионов относится спорная территория, а в том, что оба региона и спорная территория между ними -- это часть одной страны. Похоже, что жители двух соседних российских республик пока этого не ощущают. И пока Россия не сможет создать у них это ощущение, там не будет ни прочного межэтнического мира, ни, в сущности, самой России.

Пригородный район -- отнюдь не единственное место на карте Северного Кавказа, где нынешней России приходится расплачиваться за сталинское "государственное строительство". Вчера 66-ю годовщину тотальной депортации (2 ноября 1943 года) отмечали карачаевцы -- ныне большинство населения Карачаево-Черкесии.