Столица провинции Гессен-Нассау -- маленький уютный Кассель на речке Фульде знаменит роскошным замком ландграфа Вильгельма с отличной коллекцией старой живописи, а также музеем живших в городе братьев Гримм. Но главное, Кассель -- это место, где раз в четыре года проводится парад мирового современного искусства «Документа» (Documenta). Год основания «Документы» -- 1955-й. Нынешняя, открывшаяся в субботу, -- одиннадцатая по счету. На все лето «Документа» полностью подчиняет себе городскую жизнь. Оккупирует центральные музеи, залы, городской парк, ангары пивоваренного завода и даже железнодорожный вокзал. Гости «Документы» -- знаменитые кураторы и критики планеты. Проектов больше ста. Бюджет выставки -- около 12 млн евро (в шесть раз больше «Манифесты»). Главные спонсоры Volkswagen, Deutsche Telekom и Die Bahn. По своему статусу «Документа» не просто выставка. Она формирует тенденции и стратегии мирового художественного процесса. Она законодатель вкуса.

Честно говоря, посетив «Документу», франкфуртскую «Манифесту» начинаешь воспринимать заявкой на грант, поданной молодыми и амбициозными европейцами (в основном восточными, что не плохо). «Манифеста» -- аванс на будущее, декларация о намерениях, поиск языка. «Документа» -- обретение. Что это за язык? Его специфику лучше всего определил присутствовавший на вернисаже знаменитый теоретик Contemporary Art Борис Гройс. Философ считает, что новое тысячелетие ознаменовано радикальным поворотом от art work к art documentation, от создания искусства к его документации. Почему? Да потому что сама жизнь сейчас тотально артифицирована. Она подобна гигантскому перформансу или инсталляции. Канули в прошлое старые добрые понятия «фортуна», «случай». Забыта бергсоновская duration (длительность). Техногенный, мультикультурный мир -- это мир из лабораторной пробирки. Борис Гройс вспоминает Вальтера Беньямина: «Эмблемой нынешней биополитической системы становится клонирование». В мире абсолютных копий обнаружить подлинник можно, лишь документировав искусственную реальность, объективируя ее как симуляцию. На нынешней «Документе» перестаешь сомневаться, что метод документации продуктивен. Проекты кассельской выставки объединены сквозной темой: постколониальный, постимпериалистический мир. Придумал ее куратор, темнокожий нигериец Окви Энвезор (Okwui Enwezоr), человек волевой и страстный. По его инициативе на протяжении двух лет в разных частях света (от Вены до Дели) собирались так называемые «платформы» «Документы» -- коллоквиумы, конференции по насущным проблемам современности. Закономерно, что большинство участников самой выставки -- выходцы из латиноамериканских и арабских стран. Среди них много звезд (Ширин Нешад, Мона Хатум, Георг Адегбо, Амар Канвар).

Постколониальный мир -- не только модные слова: «идентификация, глобализация». Это также искалеченные судьбы, разбитые жизни, страдание и горе. Политика зарабатывает на горе свои дивиденды. Искусно манипулирует им. Contemporary Art документирует это. Вот самый жестокий проект «Документы»: Untitled кубинской художницы Тани Бругьеры (Tania Bruguera). Входишь в темный коридор, поворачиваешь за угол. Прямо в лицо бьют десятки мощнейших прожекторов. Щелкает затвор автомата. Приближаются чьи-то шаги. Пауза. Паника... Судорожно находишь выход. Свободен. Аттракцион-пытка.

Самый пронзительный проект «Документы» -- фильм индийского режиссера Амара Канвара «Время -- изгнанник» (A Season Outside). Главный герой -- жирная белая линия на индийско-пакистанской границе. Изо дня в день около нее разыгрываются ритуальные перформансы. Пограничники в белых чулках перед тем, как ненадолго открыть с обеих сторон ворота, танцуют боевой экзотический танец. Нелепыми взмахами ног напоминают приготовившихся к драке боевых петухов. Однако ритуал этот не этнография для туристов. Камера выхватывает лица прильнувших к решетке индусов и пакистанцев. У многих в глазах лютая ненависть. У некоторых (особенно детей) растерянность и испуг. А вот другой балет: носильщики передают друг другу через белую линию мешки с товаром. Крупный план. Грязные ноги в сандалиях быстро приближаются к линии и мгновенно шагают назад. Через секунду подходят другие. Ни один индус или пакистанец не заступает за середину полосы. Политическая режиссура идеальна.

Самый ироничный проект «Документы» -- инсталляция Моны Хатум (Бейрут) «Граница дома» (Homebound). Обычный кухонный стол с утварью: дуршлаг, настольная лампа, ножи, кастрюльки. Но все оплетают электрические провода, и располагается этот стол за стеной из металлической проволоки. Подходишь: в ушах зуд высоковольтки. Домашний уют под напряжением -- реалия свихнувшегося мира.

Самая рафинированная работа: «Иллюстрированная рукопись» (The Illuminated Manuscript) американца Дэвида Смолла. Эта огромная, сделанная вручную книга с оживающими буквами, которые послушны руке листающего. Ее красота способна сравниться лишь с волшебными книгами Просперо из знаменитого фильма Гринуэя. Строчки легко соскрести ладошкой в кучу или сплести из них венок. Все это благодаря скрытым фотоэлементам и компьютерам, реагирующим на тактильный контакт. Фокус в том, что смысл оживших текстов раскрывается, если читатель устанет суетиться и играть буковками и словами, а успокоится и станет просто наблюдать. Тогда из хаоса черных строчек вдруг проявится библейское изречение или глава конституции. Игра уходит -- возвращается смысл.

Любуясь книгой Смолла, понимаешь, почему на нынешней «Документе» совсем нет наших соотечественников (если не считать таковыми давно живущих в Берлине Светлану и Игоря Копыстянских, представивших свою видеоинсталляцию «Поток»). В политическом и социальном аспектах Россия вписывается в круг проблем «Документы» на все сто. Но кассельская экспозиция доказывает, что документировать жизнь как арт-объект имеет смысл в том случае, если твое высказывание полноценно в планах и социальном, и чисто художественном. Говорить так у нас пока не получается.