Берлинский Тиргартен. Модерн-здание Академии искусств в еще не увядшей зелени парка. Перед фасадом стоит, вернее, лежит воспроизведенная в металле женская фигура без головы и ступней. Все как надо: не Венеру же Милосскую здесь ставить.

В вестибюле стрелка: Samizdat. Написанное латиницей это слово приобретает какой-то иной, отстраненный смысл, совсем не тот домашний московский, когда звонили поздним вечером и говорили значительно: «Приезжай». Стрелка приводит в большой зал, где на стенах огромные фотомонтажи митингующих толп, кухонных междусобойчиков, похорон, лесных пикников, портреты Сахарова, Галича, Пастернака. А на округлых столах-стендах под стеклом -- машинописные копии «В круге первом», стихов Бродского, «Хроники текущих событий», письма Евгении Гинзбург, Анны Ахматовой... Все это называется «Альтернативная культура в Центральной и Восточной Европе в 60--80-е годы». Это значит, что здесь не только наши, но и польские, чешские, румынские, венгерские, гэдээровские самиздатовские материалы.

Организовал выставку Восточноевропейский исследовательский центр Бременского университета, а открывали всякие официальные лица: бургомистры Берлина, Бремена, Будапешта, президент Берлинской Академии искусств. «Был ли кто из российских официальных лиц, если хоть не на открытии, то просто в обычный день?» -- спрашиваю девушку из числа организаторов, которая сидит в зале. Она смеется: «Кто их знает? Приходят такие, знаете ли, в галстуках и с поднятыми воротниками, -- изображает, как, по ее мнению, должны выглядеть официальные лица. -- Но кто их разберет, кто они? Вон там есть книга отзывов -- посмотрите».

В книге отзывов нашлась публицистическая запись Виктора Шейниса, где говорилось и о громадном пласте европейской культуры, и о порыве к свободе, и о желательности видеть эту выставку в столицах всех восточноевропейских стран. Никто из посольских в книге не проявился.

Помню, год назад открывали на Унтер-ден-Линден мемориальную доску канцлеру Горчакову. С парадом, с торжественными речами официальных лиц. В этом было ощущение державности, государственной традиции. Здесь же, на самиздатовской выставке -- дух разрушения. Сталин усыновлял народовольцев и одновременно учреждал ордена Суворова и Кутузова, симпатизировал Грозному. Нынешняя власть формирует свое мировоззрение, руководствуясь интуитивными порывами, поддерживая свое и затеняя чужое. Горчаков -- свое, самиздат -- чужое.

Но как же быстро все это ушло в историю, в апологию, в миф: Бродский в телогрейке, Гавел в спецовке с мешком на плече, Солженицын с Копелевым и Паниным -- три зэка из одной шарашки. Культовые имена. Иконы нашего времени. «Мы никогда не думали, что доживем до старости...», -- пишет Надежда Мандельштам изящным женским почерком. Многие живут и сейчас, живут в двух измерениях -- в мифе и политической игре. Валенса переживает проигрыш Квасьневскому. Солженицын наставляет Путина. Гавел недосягаем в президентском дворце. Михник редактирует газету, определяющую общественное мнение Польши. Их рукописи, фотографии, следы их страстей и страданий, отраженные на музейных стендах, -- тени мифологизированного прошлого. А есть еще рядовые диссидентской армии...

Господи, как читали, хранили, передавали... Какие тиражи были у этих истрепанных машинописных копий. «Эрика» берет четыре копии», -- пел Галич. Помните анекдот про кагэбэшника, попросившего машинистку перепечатать «Войну и мир»? Иначе дочка не прочтет. И опять же кто-то, кажется, на сей раз Солженицын, уже на Западе, говорил, что в России мы жили в вязкой гуттаперчевой среде: сделать движение трудно, тяжело, но уж если ты его сделал, отдача будет велика, резонанс огромен. На Западе же -- безвоздушное пространство. Делай, что хочешь и как хочешь: кричи, кувыркайся, прыгай -- всем все равно. Теперь и в России -- безвоздушное пространство.

Выставка работает второй месяц, а поток все не иссякает. Немцы вообще любознательный народ. Помню, как с год назад в том же Берлине работала выставка ретушированных советских фотографий. Это были обычные наши подделки: вместо заретушированного Троцкого на снимке оказывался Сталин. Эдакая привычная оруэлловщина. Ну, ладно, мне, россиянину, любопытно посмотреть на восстановленного Бухарина или Томского. Но им-то, немцам?

Здесь то же -- ходят, внимательно рассматривают документы, фотографии. Правда, наверное, и гэдээровцы бывшие есть, им это совсем не чужое. Вон экскурсия идет. Улавливаю в немецкой скороговорке: «Сольженицын...Горбатчев...Высоцки...» На стене -- хронология, начиная со смерти Сталина и кончая приходом к власти Горбачева. 59-й год, скажем, отмечен не чем иным, как созданием первого самиздатского журнала «Синтаксис», а 66-й -- процессом Синявского и Даниэля. Летоисчисление культуры гутапперчевой среды.